Солёный ветер (СИ)

Чонгук вспомнил о ней лишь спустя семь лет — ровно в тот момент, когда увидел фото симпатичной старшеклассницы на столе в кабинете дяди Минсока. И одновременно с тем в груди появилось странное чувство, перемежающееся с целой кучей картинок-воспоминаний, проигрывающихся в мыслях. В нём не проснулась неожиданно любовь, не расцвела прекрасным цветком — она лишь распустила бутон снова, подобно многолетнему растению. Он — тот самый пятнадцатилетний, глупый совсем мальчишка — крутился вокруг дяди подобно волчку, неустанно расспрашивая об Инён и интересуясь самым главным — моментом времени, когда они смогут, наконец, увидеться. Однако уже буквально пару месяцев спустя мужчина осадил его на Землю одним коротким: «Инён уехала учиться в Америку». И тот самый бутон, едва-едва только открывшийся, закрылся и спрятался под огромной толщей снега вновь.

Потом, кажется, была Им Юнна, за ней — Им Ханна — её старшая сестра, следом — милашка О Хеджин и холодная красавица Чхве Сынён. Чонгук не отрицает, что были и другие, и не отрицает, что мог забыть имена парочки из них, хотя всегда относился к женщинам достаточно уважительно для того, чтобы не быть подонком. По крайней мере, не в их отношении. Девушки были рядом всегда — то появлялись, то снова исчезли, — но глупому сердцу, столь сильно желающему нормальных отношений и красивой любви — ровно такой, как у хёнов, — всегда чего-то почему-то было мало. Чонгук понял «чего» и «почему», лишь когда привычно ввалился в ветеринарную клинику дяди Минсока, неимоверно сильно нуждаясь в оказании медицинской помощи, но вместо него обнаружил лишь его дочь — Со Инён — ту самую плаксу и страшно симпатичную старшеклассницу, превратившуюся в невероятно привлекательную молодую девушку.

Он тогда, быть может, поступил не особо разумно, решив попытать счастья вот так сразу, руководствуясь одной только привычкой и действуя напролом, однако и это свои плоды принесло — Инён была сражена, кажется, наповал, и его это более чем устроило. Потом, правда, всё вмиг пошло наперекосяк — чёртов Чхве Сыльмин мозолил глаза страшно, так и напрашиваясь на пулю, и Чонгуку пришлось действительно бороться с желанием размазать его мозги по ближайшей стене. У того была Инён — нечто для него действительно ценное — и рисковать ею — именно ею — он себе позволить не мог. Чонгук тогда сказал ей, кажется, будто бы вытащил её, уплатив действительно немалую цену, лишь потому что она — дочь дорого для него дядюшки Со Минсока. Но не соврал. Потому что и сам понял истинную причину позже — лёжа в кровати, мучаясь от желания узнать, каково это — быть с ней, и взглядом сверля ни в чём не виновный потолок.

Со Инён и правда становится для него страшно важна и жизненно необходима. Он думает о ней каждую свободную минуту, заставляет себя концентрироваться на работе и понимает, наконец, почему хёны выглядели такими дебилами, когда их, как говорил Тэхён, «долбануло». Это и правда «долбит», не оставляя в жизни ничего, кроме одного перманентного желания быть рядом с объектом неожиданно вспыхнувшей страсти.

— Ты ж в грудь себя бил и клялся, что тебя никогда уже больше не долбанёт, — усмехается Ким Тэхён, выпуская из носа струи сизого дыма.

— А я, ко всему прочему, опасался, что у тебя фетиш, — фыркает, соглашаясь, Мин Юнги.

— Это какой? — заинтересованно хлопает глазами Хосок.

— Думал, у него ни на кого, кроме проституток, не встаёт.

Чонгук хмыкает, откидываясь на спинку дивана, и чувствует в себе одну сплошную неспособность злиться на старших или обижаться — у него в руке с пару секунд назад завибрировал телефон, а теперь на экране сверкало короткое «Ты в порядке?» от «Плаксы».

— Не поверишь, хён, — усмехается он, переводя взгляд на Тэхёна и ощущая, как болит под одеждой всё тело, — но заново и не долбануло.

В кабинете повисает тишина, а потом Юнги как-то дёрганно подскакивает и, швыркнув носом, подводит итог:

— Ну вас в жопу с этими вашими соплями и «любовями», аж мурашки по коже, — а затем скрывается за дверью, на прощание не забыв громко ею хлопнуть.

Так и выходит, что все они потихоньку расходятся, кто трепя сочувствующе Чонгука по плечу, кто — насмехаясь и сверкая искрами дебильной улыбки в узких глазах, кто — повторяясь и открещиваясь от всех этих «любовей». И парень оборачивается, один на один оставшись с тем, кто, кажется, в чувствах понимал ещё меньше, чем младшеклассники.

— Хён, я перебьюсь у тебя пару дней? — спрашивает он, пальцем указывая на разукрашенное кровоподтёками лицо. — Не хочу пугать Инён.

Ким Намджун пожимает плечами и, придерживая на весу пострадавшую руку, кивает, замечая:

— Рано или поздно всё равно придётся напугать. И всегда всё лучше делать «рано».

— Поверь, она — исключение, в её случае лучше «поздно».

— Как знаешь.