Солёный ветер (СИ)

— Это было, когда я сказал, что назвал тебя своей женщиной, чтобы вернуть «Сапфир», — хмыкает он, с удовольствием наблюдая за тем, как вытягивается в удивлении лицо Инён. — На самом деле эти вещи никогда не имели ничего общего, и это совсем бы мне не помогло. Я просто хотел, чтобы ты была моей. Считай это маленьким капризом.

У неё просто потрясающее выражение лица. Инён снова премило краснеет и часто моргает, словно бы силится понять, не пытается ли он её обмануть. Да вот только Чонгук предельно честен и собирается оставаться таковым и далее.

— А теперь скажи кое-что и ты, — наклоняется он ниже к девушке, заставляя её глаза забегать в панике по его лицу. — Что же ты решила, Инён?

========== Epilogue ==========

Возвращаться в Корею из Штатов кажется Инён таким странным. Сеул на Нью-Йорк не похож совсем — другая архитектура, другая история, другой образ жизни, другие люди, другое всё. И несмотря на то, что в Америке она чувствует себя действительно комфортно и уютно, не ощущает той самой гнетущей разницы культур, о которой все неустанно повторяют, всё же всем сердцем и душой любит именно Сеул с его маленькими улочками вдали от центра, потрясающими открытыми рынкам под самим небом и людьми, вечно куда-то спешащими, но такими не стеснёнными в эмоциях, что сердце сжимается в накрывающей его нежности. Инён на самом деле не особо многое замечает, выглядывая из окна машины, водитель которой наверняка нарушает скоростной режим, попадая на свободные полосы движения, но всё равно не может отказать себе в удовольствии смотреть на Сеул широко открытыми глазами. Она действительно успела соскучиться.

В кармане джинсовки вдруг звонит телефон, и Инён улыбается, прежде чем ответить на звонок.

— Ну и когда ты собиралась сказать, что приехала? — Ёнджи такая по-милому недовольная, что Инён давится смешком, не сдерживаясь. — Мне надо поблагодарить догадливость Риан, которая сказала, что ты телефон выключаешь только в самолёте. Не боишься, что твои сюрпризы доведут кого-нибудь до белого каления однажды?

— Не ворчи так, — улыбается Инён, в зеркале заднего вида ловя на себе прищуренный взгляд водителя, — я собиралась сказать тебе самой первой, просто не успела даже добраться до дома.

— Сделаю вид, что поверила, — фыркает Ёнджи, однако больше сказать ничего не успевает, потому что на том конце провода вдруг что-то с оглушительным звоном падает, раздаётся громкий и довольный детский смех, тихое ругательство сквозь зубы молодой матери, а затем почти грозное отцовское:

— Принцесса!

— Хорошая была ваза, — ни капли не искренне отзывается Ёнджи и добавляет шёпотом: — Не знаю, где наш папа умудрился выцепить эту безвкусицу, но в очередной раз убеждаюсь, что с дочерью у нас вкусы одинаковые.

Инён смеётся, действительно сочувствуя Ким Тэхёну, испытывающему одни сплошные убытки со времени рождения дочери, которая на деле совсем не принцесса, а разбойница, и цедящего иногда сквозь зубы: «Бабье царство», когда малышка Соён поддакивает матери.

— Вы совсем её избаловали, — делает вывод Инён, не прекращая улыбаться, потому что где-то на фоне слышны голоса спорящих отца и дочери.

— У меня дежавю, но ты только при Тэхёне такого не ляпни, — фыркает Ёнджи, — он считает также и уверен, что исправить это может только ещё один ребёнок. И обязательно сын.

— Это семейное у Кимов. У одного трое потрясающих сыновей, а он всё требует дочку, а другого — не менее потрясающая дочь, а он требует сына.

— Кстати о Сокджине и Риан, — оживляется девушка, а у Инён как-то подозрительно начинает посасывать под ложечкой, — ты пропустила нечто невероятное.

— Только не говори, что она беременна четвёртым.

— Не каркай! — смеётся Ёнджи. — Она сказала, что прикрывает инкубатор. Зато они решили обвенчаться, представляешь?

— Да ты шутишь!

Инён знает обо всём, что между Ким Сокджином и некогда-Пак Риан произошло, действительно «из первых уст», знает, что им обоим пришлось перенести по отношению друг к другу, знает, что пришлось перерасти и дружбу, и ненависть, и отвращение, чтобы спустя действительно долгое время прийти к простому, понятому и взаимному чувству. И потому счастлива и рада за них обоих действительно искренне.

Ким Ёнджи, ставшая ещё более красивой и приятной в общении молодой женщиной после рождения дочери, а ещё — куда более мягкой и разговорчивой, рассказывает ей ещё много-много всего. Они говорят словно бы обо всём и ни о чём одновременно, а Инён понимает, что скучала, кажется, не столько по Сеулу, сколько по важным для неё людям, живущим здесь.