Солнечная песня

— Рано еще, — ответила Маргарет. — Вот закончу еще две картины для мистера Уитни, тогда и начнем. — У них стало традицией делать старомодные открытки, украшенные аппликациями из бумаги, тесьмы и фольги, купидонами, цветами и ленточками, очень похожие на те, что продавались пятьдесят лет назад. На протяжении всего года Маргарет собирала всякую мелочевку, идущую на украшения, а за неделю до Дня Святого Валентина они с Эммой принимались за изготовление открыток для всех друзей и знакомых.

Она разбила одно яйцо и вылила в чашку, намереваясь приготовить на ужин омлет. Эмма же продолжала болтать:

— Массачусетс далеко отсюда? Почему мы ни разу даже не видели этого мистера Уитни?

Ее руки с яйцом повисли в воздухе над треснутой фаянсовой чашкой. Бостон. Она никогда не вернется туда.

Эмме она ответила:

— Мистеру Уитни незачем видеть нас, вот и все. Его интересует только моя работа, а меня — деньги, которые он присылает мне за картины.

— Почему ты не пишешь на них свое полное имя? Никто не знает, что ты та самая М. Браун, что делает открытки, которые они заказывают на праздники.

Сбивая яйца, Мэг наклонилась и чмокнула дочь в темную макушку.

— Спасибо за комплимент, моя хорошая, но сегодня М. Браун почти так же популярна, как и Кэйт Гринуэй. Знают люди, кто я, или нет, они все равно радуются моим картинкам, а это ведь главное, правда же?

Эмма снова пожала плечами:

— Пожалуй. — Она облокотилась на рабочий стол и пристально разглядывала мать. — Ма? Если ты выйдешь за мистера Даунинга, он станет моим папой?

Маргарет вздохнула. Еще не хватало, чтобы они оба изводили ее такими разговорами.

— Да, станет.

— И я смогу называть его папой?

Мэгги бросила взгляд на дочку, и ей не понравилось, как озабоченность исказила правильные черты ее лица.

— Уверена, что он был бы в восторге. Если только, — подчеркнула она, — я решусь выйти за него.

— Ма?

— Да, Эмма?

— Ты не могла бы поторопиться и принять наконец это решение? Из всех, кого я знаю, только у меня нет папы.

Маргарет сжала зубы и стала сбивать яйца с еще большим усердием.

2

Пурга кончилась. Теллурид был укрыт новым снежным покровом, небо светилось голубизной, а воздух был свежим и бодрящим. Сосны были покрыты льдом и снегом, и ветки прогибались под их весом.

Отель «Шеридан» заполняли обедающие, осмелившиеся выбраться на холод, чтобы насладиться роскошной трапезой. Элегантный отель и примыкающее к нему здание оперы были построены в надежде придать респектабельность городку, возникшему некогда как поселок золотоискателей.

Сидевшие справа от нее Чарльз и слева Эмма не мешали Маргарет обозревать весь ресторанный зал и вестибюль, отлично просматриваемый через дверной проем, обрамленный тяжелыми бархатными шторами, оттянутыми позолоченными шнурами. Мэгги стряхнула крошку с лифа своего платья из зеленой саржи, которому было уже три года. Она не покупала ничего со дня смерти Стюарта, а это платье надевала так редко, что оно было как новое, правда, ее саржа — с узкими, обтягивающими рукавами и с линией талии, заостренной спереди и закругленной сзади, — уже вышла из моды в Бостоне, но на Западе прощали, когда мода шла рука об руку с доступностью.

Едва дотягиваясь до стола, Эмма вертелась на золоченом стуле.

— Ма, могу я забраться на стул с ногами?

— Воспитанная молодая леди не должна так делать, — поспешила ответить Маргарет.

— По крайней мере в общественном месте, — добавил Чарльз, подмигнув Эмме.

— А заказать еще тапиоки?

Чарльз рассмеялся:

— Сделай одолжение, детка. — Жестом он подозвал официанта и заказал еще одну порцию тапиоки.

В сером в полоску шерстяном костюме и белой рубашке с накрахмаленным воротничком, подчеркивавшим его бронзовую кожу, обожженную отраженным от снега зимним солнцем, Чарльз привлекал взоры всех — и молодых и пожилых — женщин, находившихся в ресторане. Он был не просто красив, но и простодушен в своем очаровании и открытости. Любая женщина была бы счастлива, если бы такой мужчина, как Чарльз Даунинг, сделал ей предложение. Да будь я в своем уме, сказала себе Мэг, я бы…

Она так и не закончила свою мысль. Голоса Чарльза и Эммы вдруг перестали быть слышны, и совершенно исчезло ощущение времени и места. У нее перехватило дыхание, и сердце забилось с перебоями. В обрамленном занавесями дверном проеме, ведущем в вестибюль, стоял Майкл Шонесси… или настолько похожий на него мужчина, что ее сердце пронзила боль, которая, как ей казалось, давно уже умерла.

Мужчина держался с уверенностью и спокойным достоинством, которыми не обладал Майкл. Но у него были черные как смоль волосы Майкла, и глаза сверкали такой же яркой синевой. Правда, такого холодного сарказма, каким светились глаза незнакомца, у молодого Майкла во взгляде не было никогда.

Этот вызывающий дрожь взгляд обежал переполненный зал, потом мужчина пересек вестибюль и стал подниматься по ступенькам.

— Мэг!

Голос Чарли донесся до нее откуда-то издалека.

— Мэг, ты побелела, как скатерть. С тобой все в порядке?

Моргая, медленно приходя в себя, она повернулась к нему и поспешно опустила дрожащие руки на колени.