Ее квартира-студия и правда оказалась небольшой, да еще и захламленной всевозможными вещицами. Я решил при нашей первой встрече, что Мария настоящая «барахольщица», и не ошибся. Почти всю свою зарплату она тратила на совершенно бесполезные, на мой взгляд, покупки. И этот чертов блошиный рынок появлялся, как назло, практически у нее под окнами каждые выходные и праздники. Все улицы к югу от станции метро La Latina, включая площади Каскорро и Рибера де Куртидорес, занимали продавцы одежды, произведений искусства, антиквариата и всевозможного ничего не стоящего барахла. У Марии, как я понял, возникла настоящая зависимость. Она не пропускала ни одного выходного и с утра до вечера бродила по рынку. Без покупок не возвращалась. Меня это бесило, но я не мог повлиять на девушку. В этом вопросе она была как кремень. Именно из-за этого мы ругались чаще всего. Возмущало, что она тратила и мои деньги. Я был сильно увлечен девушкой и просто не мог отказать ей, когда она просила подарить приглянувшуюся очередную вещицу. Если бы у нее была возможность, Мария спустила бы немалое наследство бабушки за короткий срок, скупая все подряд на блошином рынке.
Ссора в то утро разгорелась именно из-за еще одной покупки. Вечером моя подружка украдкой притащила домой фарфоровую группу – охотник с собакой – и спрятала под одеждой на нижней полке шкафа. Мне нужно было съездить в редакцию журнала, я искал чистые носки, забрался именно на эту полку и обнаружил статуэтку. Сам не знаю, отчего я так разъярился, глядя на эту бесполезную и довольно уродливую вещь. Я подскочил к Марии, стоящей у большого зеркала и подкрашивающей губы, и толкнул ее в плечо. Она дернулась, помада съехала и оставила на ее щеке красный след.
– Вконец охренел?! – грозно спросила она, разворачиваясь ко мне.
– Что это за…?! – закричал я, не выдержав и употребив матерное ругательство.
– Это вовсе не… – заорала Мария в ответ, повторив мое выражение, – а произведение искусства, восемнадцатый век, между прочим, известная фарфоровая фабрика Германии. Если ты ничего не смыслишь, то молчал бы! – с вызовом добавила она и вырвала статуэтку из моих рук.
Мы оба были уже не в состоянии сдерживать гнев, скандал разгорелся, выжигая последние остатки чувств. И когда Мария со всей силы огрела меня «произведением искусства» по голове, я собрал вещи и ушел, решив никогда больше не возвращаться.
Через пару дней мы все же встретились в кафе, попытались спокойно поговорить, все обсудить. Но ничего не вышло. Мы все еще не остыли, я просто не мог смотреть ей в глаза, хотелось немедленно уйти и больше никогда не видеть эту девушку.
– Любовь живет три года, – вдруг сказала Мария, прерывая долгую и крайне неприятную паузу.
– Но мы и двух не выдержали! Если тебя так занимают сроки, то можешь гордиться, это моя самая долгая связь, – заметил я.
– Связь?! – с обидой спросила она. – Так ты это называешь…
– А что, по-твоему, это и есть любовь? – с усмешкой заметил я. – Секс вперемежку со скандалами… больше нас ничего не связывало. Игра гормонов, только и всего.
Мария вздрогнула и побледнела. Я понял, что сделал ей больно, но копаться в причинах не хотел.
– Какая же ты скотина! – тихо, но зло проговорила она. – Пусть тебе встретится та, в которую ты влюбишься без памяти, а она посмеется над твоими чувствами и сожрет твое сердце. Желаю тебе этого от всей души!
Мария встала и покинула кафе. Я посидел какое-то время, стараясь выровнять настроение и избавиться от неприятного осадка. И мне это удалось. Я не чувствовал вины за наш разрыв, все давно шло к этому. Просто мы были совершенно разные люди, и нас связывала только страсть. И я по-прежнему не верил в любовь.
Не удивляйся, дорогой читатель, такому странному слову. Я изобрел его, ведь есть же предисловие, как и послесловие. Не могу удержаться, чтобы не вставить в повествование начало своего романа. Я решил попробовать себя в готическом жанре, а всему виной Мария. Она постоянно высмеивала меня – я давал ей читать некоторые свои рассказы, так называемую пробу пера, – и говорила, что я пишу необычайно «сопливо и слюняво» для мужчины. И я решил, скорее назло ей, создать что-то мрачное и готическое. Когда я начал писать этот роман, то даже не подозревал, что его настроение калькой ляжет на кое-какие события моей жизни. Итак, представляю на ваш суд «Пепельные незабудки».