Солнечная ртуть

Она не знала, кто и когда её нашёл. Наверное, это случилось достаточно быстро, потому что нельзя же целую вечность валяться на обагрённом собственной кровью камне. То и дело рядом возникали силуэты лекарей и их странных приспособлений. Самое диковинное из них перебегало с одного вывихнутого сустава на другой, перебирало лапками, заставляя кости срастаться так, как нужно. Механические сороконожки, чудо техники, гордость медицины. Если бы девочка не испытывала приглушённой, но не прекращающейся боли каждый раз, как приходила в себя, она бы сказала, что эти точечные прикосновения благородного металла щекочут её. Золото в своём составе имеет целебные элементы, поэтому многие врачебные машинки были сделаны именно из него. Во дворце было вдоволь золота — настоящего, мнимого, на любой вкус. Странно, что при этом замок не казался вычурным. Сусальная позолота, слитки — всё это разбавлял камень и не позволял роскоши взять верх над величием. В самом организме девочки, как у её матери, брата и сестёр, содержались частицы этого вещества — отсюда цвет глаз и волос. Если бы не оно, то выздоровление могло затянуться ещё больше, а может, оказалось бы невозможным.

Зрение скрывало правду о том, какое время суток за окном. Агата даже сомневалась, что здесь были окна. Ей представлялось, что вокруг нескончаемая ночь и свечи вместе с тусклыми жёлтыми лампами еле-еле разгоняют мрак. Возможно, у неё сбился какой-то ритм, и девочка приходила в себя только когда солнце исчезало. Да и свет, вполне вероятно, специально приглушали чтобы не раздражать нервы больной.

Помимо врачей возникали и другие силуэты. Первой Агата узнала Миру. Добрая гувернантка что-то причитала над ней — не то плакала, не то молилась, или просто что-то бубнила. Запутаться просто, когда кажется, что в уши напустили воды. Иногда девочка могла очнуться и обнаружить себя в одиночестве — только сороконожки с тихим жужжанием продолжали работу. Металл был тёплым: наверное, маленьким машинкам передавалась высокая температура пациента.

Не забыл появиться и Эрид. Смутной тенью он промелькнул лишь единожды, и сразу пропал.

Потом пришли родители — оба сразу. "Ого — подумала Агата — видно, мои дела плохи". Папа в принципе не часто баловал её своим вниманием, как и вообще любого другого человека. Учёный, что с него взять, одержимый минералами король. Но он отличался мягкостью и добротой, и каждый раз, когда говорил с Агатой, одаривал её тёплыми словами и улыбкой. Сиена уделяла дочери куда больше времени, из которого минимум треть уходила на жёсткую критику каждого действия принцессы.

Они пришли вместе, пришли ради неё. Отверженная, как она думала, Агата не ожидала такого. Визит чуть не нанёс новую травму и без того расшатанным стрессом и падением нервам. Кажется, отец гладил дочь по голове и бормотал утешения. Фернан был уверен, что девочка слышит его, и почти угадал. Общий смысл улавливался, пусть даже форма, в которую его облекли, ускользала. Агата была благодарна и боялась заплакать.

Королева приходила к ней трижды. Это было иначе, чем с отцом. В первый раз принцессе показалось, что она видит мираж — ведь мать не может простить. Эта мысль всё вертелась и вертелась в голове и не давала проникнуться счастливой благодарностью, как это получилось с отцом. Только робкая радость и пугливое недоумение. Интересно, родители заметили такую разную реакцию?

И чем продиктовано решение королевы навещать дочь так часто — переживаниями политического толка, или чем-то большим? Папа, узнав, что жизни Агаты уже ничего не угрожает, со спокойной душой вернулся к минералам. Он искренне желал девочке поправиться, спасибо и на том.