Солнечная ртуть

Эрид сам себе казался сломанной игрушкой. Агата, после падения с крыши, выглядела разбившейся фарфоровой куклой, которую можно склеить и снова заставить улыбаться. Но в случае оборотня уместнее вспомнить автоматона. В голове гудело и щёлкало, а в плечах шестерёнки ржавели, вырывались наружу, рвали мышцы и перемалывали их как фарш. Они наматывали капилляры, натягивали жилы. Эрид падал на пол и не мог сдержать крика, больше похожего на рёв раненого медведя. Он из последних сил тянулся к спине, к лопаткам, проверяя, не лопнула ли там кожа и тем самым причинял себе ещё больше страданий. Если бы от него требовалось подписать ложное признание, оклеветать кого-нибудь — казалось, он всё сделает! Лишь бы только это прекратилось.

В соседнем помещении смолкали разговоры и богохульные песни. Убийцы и поджигатели хмурились и не отпускали своих шуточек. Они понимали: то, что происходит, за гранью их понимания, но это так страшно, что застывает кровь в жилах. Стражники, которые могли видеть эти спазмы, бледнели и старались держаться ближе друг к другу и подальше от клетки. Их предупредили о том, что это случится и будет ещё повторяться не раз, а некоторые помнили недуг дракона ещё по его прошлому сроку.

В тот раз было не так часто, и не так жестоко. Эрид даже думал, что это проклятие так наказывает его за неповиновение короне. Но ни один другой оборотень не жаловался на такие припадки — ни в прошлом, ни в настоящем. А он ведь не был первым провинившимся драконом, нрав которого решили обуздать тюрьмой.

Как же хотелось разрушить стену, пробить чешуйчатой головой перекрытия и выбраться наружу! Сменить облик в таком состоянии могло и не получиться, но если бы удалось — какое это принесло бы облегчение! Невидимые крылья обрели бы материю и перестали разрывать плоть изнутри. Но приказ королевы нарушить нельзя. Это навлечёт ещё больше бед и неприятностей не только на дракона, но и на его торитт. Ослушаться Сиену — значит обречь себя на что-то такое, чего проклятье ещё ни с кем прежде не делало.

Как же дракон ненавидел королеву. Она заточила его здесь, заперла как птицу в смоляной бочке. Ненавидел принцессу, с которой всё началось. И Лиру — пока Эрид царапает ногтями булыжники в полу, девчонка налаживает новую жизнь! Её приёмные родители умерли и больше не почувствуют ничего. Совсем ничего! Как это, должно быть, легко и приятно.

Нердал, Пьер, даже Варга. Кого бы не вспомнил Эрид, будь то лица, сыгравшие важную роль в его судьбе или мимолётные знакомые — с любым он соглашался поменяться местами и каждого готов был обвинить и возненавидеть. Сбой случался только на Алонсо: старика упрекнуть не в чем. Разве что в том, что он умер так непримечательно и быстро.

Стоило вспомнить рыбака, как гнев отступал. Оставались только разочарование, тоска и обида, и Эрид уже не мог ненавидеть. Никого. Он стискивал зубы и молча терпел.

Когда страдание начинало граничить с безумием, боль проходила. Стражники спокойно выдыхали, а заключённые возвращались к своим дракам и песням.

Где-то через месяц после заточения на пороге темницы объявилась Варга. В одной руке она держала поднос с запеченным мясом, а другой сжимала горло коменданта тюрьмы. Пьяницу угораздило именно в этот день устроить обход, а ума не вставать на пути драконши у него не хватило.

— Ппус-тите, госпожа! Больше вам никогда не помешают навещать вашего друга. Ей-богу! — хрипел он. Варга игриво улыбнулась и поудобнее перехватила поднос. Каким-то образом она ухитрилась не только не опрокинуть шедевр повара, но и не разбить бутылку вина, пока душила коменданта. Ловкость, которой могли позавидовать бывалые трактирщицы. Два серебряных кубка, инкрустированных аметистами, равнодушно ждали, когда сцена закончится. Как пить дать, Сиена устроила очередной торжественный приём, пока дочь и дракон корчатся в муках — каждый по-своему.

— Как ты меня назвал, когда встретил? — промурлыкала загорелая молодая женщина в чёрной одежде. Как всегда, волосы цвета вороного крыла она стянула бечёвкой.

— Нет-нет, никак! Я ничего…

Тонкие и невероятно сильные пальцы крепче ухватили шею коменданта. Тот побагровел и пуще прежнего напоминал борова. Эрид стал опасаться за жизнь толстого ублюдка, а точнее — за свободу ещё одного оборотня.

— Варга, нет! Придушишь его, и тебя поселят по соседству со мной. Максимум на сутки, за этого хмыря больше не дадут. Но поверь, тебе хватит и этого.

Драконша хмыкнула, не отрываясь от красного, до смерти напуганного лица.

— Как — прошипела она — ты меня назвал?

— Змеиным… отродьем, госпожа. Я больше не осмелюсь!

Ей словно доставляло удовольствие услышать это прозвище ещё раз. Варга отпустила коменданта и тот как ошпаренный рванул по лестнице вверх, да с такой прытью, какой Эрид никогда бы не заподозрил в этой обрюзгшей туше.

Поднос звякнул, опустившись на пол возле решётки. Одни золотые глаза уставились на другие.

— Ты слишком похудел. Пойду, возьму второе блюдо.

— Не стоит.