Солнечная сторона улицы

Так вот, к соседям пришел стекольщик, этакий весельчак с ящиком стекол — он все время напевал какую-то зажигательную песню, — и стал рулеткой замерять рамы. Такое важное событие я не мог пропустить, залез на террасу и увидел: в ящике стекольщика лежали разноцветные стекла! До этого я и цветную бумагу-то не видел, а тут стекла! Оказалось, по замыслу соседей, на веранде поверх обычных стеклянных рам должен был идти орнамент из цветных стекол. По-видимому, соседи за такую красоту намеревались брать дополнительную плату.

Стекольщик работал под зажигательную песню и мой восторженный взгляд. Положит стекло на стол, проведет по нему алмазом, с обратной стороны постучит и стекло со звоном обламывается — ровно, без единой трещинки. Нарезав таким образом множество разноцветных треугольников, стекольщик начал вставлять их в переплет рамы и закреплять маленькими гвоздями. На минуту прервал пение и повернулся ко мне.

— Ты как, слабак или не очень? Замазку сможешь размять? — он кивнул на кусок замазки в ящике и снова затянул песню.

Я стал разминать коричневый куб — а он твердый, поддается с трудом, — но тут уж речь шла о моем престиже и я нашел в себе силы, размял весь огромный кусок.

— Вижу, ты не слабак, — вновь оборвал песню стекольщик. — А кем решил стать?

Я пожал плечами.

— Не решил еще.

— Пора бы решить. Уж небось в школу ходишь?

— Уже в третий класс пойду! — выпалил я, слегка обидевшись.

— Тем более! — тоже повысил голос стекольщик и, помолчав, протянул: — Эхе-хе, твоя заблудшая душа, — и опять затянул песню.

— А где у вас простые стекла? — ввернул я, заметив, что в ящике их нет.

— Вставлять простые стекла — не нашего с тобой ума дело, — откликнулся стекольщик. — Хозяева заявили: «Сами вставим». Наше дело — художественное оформление. Я, понимаешь ли, мастер по витражам… А вставить простое стекло — пара пустяков, каждый дурак может. Нарезал в мастерской и вставляй. Цветная мозаика — дело посложней, тут вкус нужен, взгляд художника…

Стекольщик еще не закончил работу, но от его цветной мозаики уже захватывало дух — казалось, смотришь в гигантский калейдоскоп. Я встал на табуретку и взглянул на улицу через красное стекло; и ту же вся улица стала красной, словно начался пожар. Потом посмотрел в синее стекло — все сразу посинело, точно спустился вечер. Перевел взгляд на желтое — все моментально наполнилось солнцем, хотя день был довольно пасмурным.

В тот день я без колебаний решил стать мастером по витражам, и уже представлял собственный ящик с цветными стеклами, алмаз, рулетку; даже нарисовал несколько красочных витражей… Вот только песню стекольщика никак не мог вспомнить.

А потом я захотел стать вагоновожатым — просто спал и видел себя в кабине ярко-красного вагона… После вагоновожатого загорелся работой слесаря водопроводчика, и наконец, остановился на двух профессиях: музыканта и плотника. То есть решил стать одновременно и тем и другим.

Как музыкант я играл на губной гармошке «Во поле березка стояла», а как плотник ходил по дворам с молотком, подбивал расшатанные заборы, петли на калитках, почтовые ящики, чем заслужил массу благодарностей.

Стояло лето и мой день проистекал так: с утра я недолго дудел на гармошке, затем в каком-нибудь палисаднике прибивал пару досок, потом снова брал гармошку, а там уже и ребята футболисты появлялись — с ними до вечера и гонял мяч.

Уже через несколько дней я убедился, что иметь две специальности очень удобно: надоела одна, взял и бросил ее на время, занимаешься другой. А у меня и вовсе получалось как нельзя лучше, ведь известно — умственную работу полезно чередовать с физической.

Но вскоре я заметил, что для серьезных занятий музыкой необходимо изучать ноты, а заколачивая гвозди отбил все пальцы, ведь попадал не только по шляпке гвоздя. Спустя неделю мне расхотелось становиться и музыкантом, и плотником.

Снова я стал думать: кем стать, чем заняться? Целыми днями слонялся по улице и все думал. И вдруг пришел к замечательному открытию. Оказалось лучше всего было вообще ничего не делать. Я просто гулял, играл в футбол, ходил от одного приятеля к другому, смотрел, чем они занимаются, давал им ценные советы.

Вначале заходил к Антону и смотрел, как он раскладывает марки в альбоме. Антон называл себя филателистом. В самом деле, он был просто помешан на марках: все время встречался с такими же, как он, заядлыми собирателями; они обменивались марками, хвастались отдельными заграничными экземплярами, рассматривали их в лупу, о чем-то шептались… Антону я советовал устроить выставку своей коллекции, после чего он долго тряс мою руку, бормотал как признателен за участие в его жизни и прочее.

От Антона я отправлялся к Витьке, который хотел стать боксером и целыми днями дубасил подушки, пуфики на диване и вообще все, что попадало под руку. Худой, низкорослый, но решительный и жесткий Витька на улице то и дело вставал в стойку, делал выпады, пригибался, вскрикивал, хрипел и сопел — боксировал с воображаемым соперником. А иногда и не с воображаемым. Как-то увидел меня и завопил на всю улицу: