Солнечная тропа

– А, вот вы где! Дождь-то кончился, выходите!.. – на пороге мастерской стояла Пелагея Кузьминична, обутая в заляпанные грязью резиновые боты.

– Ну как, отпустило маленько? – спросил у жены Акимыч.

– Чуток полегчало… Я уж самовар приготовила, пора почайпить.

– Что? – переспросил Лёнька и тут же засмеялся, поняв значение странного слова.

– Каков дождик, а? – говорил Акимыч, закрывая окошко. – Не было, не было, а потом ка-ак!..

– Большой дождь, – согласилась Пелагея. – Несколько грядок аж разворотило.

– Ничего, Пелагеюшка, всё поднимется, всё оживёт.

На улице запахи дождя были так сильны, что у Лёньки защекотало в лёгких. Пруд наполнился водой почти доверху, и, хотя дождь кончился, вода с бережков всё ещё стекала в него. «Вот лягушки-то обрадуются, – подумал Лёнька. – Будет сегодня у Акимыча праздничный концерт». Он постоял немного, вглядываясь в мутную воду, и поспешил в дом деда Фёдора «почайпить».

ВЫЖИТЕНЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ

– Федь, – сказала Пелагея Кузьминична, порозовевшая и подобревшая от горячего чая, – может, нам нашего домового обратно позвать, а?

Акимыч поперхнулся и пролил чай на стол.

– Чего?!

– Ну дак если от него польза… Пускай возвращается.

– Конечно, пускай! – с восторгом крикнул Лёнька. – Давно пора!

– Шутишь ты или правду говоришь? – спросил Акимыч у жены очень тихо и строго.

– Какие шутки!.. Я разве не знаю, кто тебя от болезни за одну ночь выходил? – Пелагея хлюпнула носом. – Мне Тоня всё рассказала…

– А если тебе кто-нибудь опять скажет, что они вредные?.. Какая-нибудь Чувякина или Долетова? Что, снова выгонять станешь?

– Да что у меня, своей головы нету? – обиделась Пелагея. – И Долетова мне не указ…

– Ну, гляди, – сказал Акимыч. – Это тебе не кутёнок: захотел – в избу взял, захотел – во двор выкинул. Это всё одно что человек. И отношение к нему должно быть человеческое.

– А я и говорю, сходи в тот сарай да позови… Или не придёт? – вдруг испугалась Пелагея.

– А вот не знаю, – безжалостно отвечал Акимыч. – Может, привык он к этому сараю, может, ему одному лучше.

– Дак ты попроси!.. Попроси хорошенько, он и…

Лёнька понимал, что Акимыч просто испытывает Пелагею, но нетерпение его было слишком велико.

– Ничего ему там не лучше, сам говорил! – сказал он деду. – Попросим – и вернётся. Давай, идём.

– Рано ещё, пущай стемнеет, – согласился наконец Акимыч. – А ты бы, хозяюшка, пирогов, что ли, напекла по такому случаю…

– И пирожков, и блинцов напеку, а вы уж его там уговорите!..

Лёнька не мог надивиться на Пелагею Кузьминичну, да и Акимыч, похоже, сейчас любовался женой. Она же вдруг отчего-то смутилась и спросила с робостью:

– Федь, а я его увижу?

– Захочешь, так и увидишь.

– А не испугаюсь?

Лёнька вскочил из-за стола:

– Да что вы! Они хорошенькие! Лохматые!..

– Лохматые?.. – Пелагея Кузьминична поёжилась. – Лёня, может, ты бабушку свою позовешь, вместе-то веселее…

– Позову. И Хлопотуна нашего позову. И вообще… давайте всех деревенских домовых пригласим! И Пилу с Соловушкой из Харина. Будет ещё веселее!..

Пелагея смотрела на него с суеверным ужасом.

– Ты, Лёнька, того… не торопись, – сказал Акимыч. – Столько народу нам сразу не потянуть… А бабушку твою, это само собой, зови.

– И Хлопотуна, – мальчик решил не сдаваться. – Это же наш домовой! Значит, вашего пригласим, а нашего нет?!

– Гм, а Лёнька-то прав, – Акимыч поскрёб бороду. – Ну как, Пелагеюшка, осилим ещё одного гостя?

Пелагея Кузьминична героически согласилась.

…Через несколько часов Лёнька с дедом Фёдором уже месили грязь, направляясь к краю деревни, где, продуваемый всеми ветрами, стоял покосившийся сарай Выжитня. По странной прихоти судьбы, этот сарай когда-то принадлежал Лидке Чувякиной, той самой, чей злой гений помог Пелагее выгнать домового из избы. Впрочем, Выжитень мог поселиться в её сарае намеренно – подчёркивая тем самым, что именно Лидку считает истинной виновницей своего несчастья.

Доброжил оказался «дома» и открыл гостям обшарпанную дверь, не успели те даже постучать.

– Знаешь уже, зачем пришли? – спросил Акимыч.

Выжитень молча наклонил голову.

– Пойдёшь?

Домовой не отвечал.

– Да ты что, Выжитень! – не вытерпел Лёнька. – Обратно в свой дом не хочешь?!

– Знаю, о чём ты думаешь, – сказал Акимыч, – только она уже не такая. И теперь её с панталыку шиш собьёшь, спроси вон у Лёньки.

– Правда, Выжитень!.. – горячо подхватил мальчик. – Возвращайся!.. Пелагея сама тебя просит! Ну, в конце концов, сарай твой никуда не денется!..

Домовой поднял глаза, и Лёнька понял: во второй раз вернуться в сарай Выжитень не сможет. Он просто растает, как когда-то растаяли Панамкины родители. Понял это и Акимыч.

– Не бойся, – мягко сказал он. – Никто тебя больше не обидит, слово даю.

И тут Лёнька в первый раз увидел, как улыбается Выжитень: словно солнышко появились в угрюмом и холодном затученном небе.

– А бабка моя пирогов наготовила, ватрушек!.. – подмигнул домовому Акимыч. – Во как наедимся. Ты давай, Хлопотуна с собой бери и приходи.

– Обязательно приходите! – сказал Лёнька.