– Только вы вот чего, – замялся Акимыч, – вы сразу-то не показывайтесь, мало ли что… Как-нибудь постепенно нужно, полегоньку…
– А может, вообще не нужно показываться? – спросил Выжитень. – Я тихо уходил, тихо и вернусь.
– Как это не нужно? Нужно! – упрямо сказал Лёнька, которому хотелось праздника. – Моя бабушка тоже хочет вас увидеть.
– Давай так, мы сядем за стол, приготовим вам по прибору и позовём, – предложил Акимыч. – Тогда и вы… Только аккуратно.
– Понятно, – ответил Выжитень, – постараемся не испугать.
– Акимыч, они придут? – поминутно спрашивал Лёнька, идя обратной дорогой.
– Придут, – всякий раз отвечал тот, усмехаясь в темноту.
…Пелагея Кузьминична и бабушка Лёньки сидели как на иголках. Они уже накрыли стол и теперь ожидали необыкновенных гостей – одновременно с нетерпением, любопытством и страхом. Пелагея беспрестанно вздыхала, принималась то креститься, то всхлипывать, и бабушке Тоне приходилось её успокаивать.
– Ну чего ты мокроту разводишь? Съедят они тебя, что ли? Весь век с ними живём – и ничего!..
– Ага, тебе хорошо, – прогудела Пелагея, – а я чертей с детства боюсь…
– Ну какие они тебе черти? – прикрикнула на неё Антонина Ивановна. – Духи они домашние, добрые…
В это время стукнула входная дверь. Пелагея громко охнула и вцепилась в руку Лёнькиной бабушке.
– Никак дрожите? – спросил Акимыч, увидев лица обеих женщин. – Ложная тревога.
– Не захотел вернуться? – спросила Антонина Ивановна.
– Захотел. А ну давайте, готовьте два прибора. Да не бойтесь вы!..
Пелагея, бормоча что-то невнятное, достала тарелки и ложки.
– По местам, – скомандовал Акимыч.
Все расселись за столом. Лёнька выбрал место между своей бабушкой и пустым табуретом, предназначенным для Хлопотуна.
– Дорогие гостюшки! – громко сказал дед Фёдор. – Просим вас на нашу хлеб-соль! Мы пекли, волновались, угодить вам старались. А вы попейте, поедите, после нас похвалите!..
– Благодарствуйте, – раздалось совсем рядом.
– Ой!.. – вскрикнула Пелагея, и вся краска разом сошла с её толстых щёк.
– Не пугайся, хозяюшка, – сказал голос. – Если хочешь, мы уйдём.
– Не уходите, она привыкнет, – Акимыч обнял жену за плечи. – Привыкнешь, Пелагеюшка?
Та боязливо закивала.
– Ты кто же будешь? – спросила бабушка Тоня, повернув голову на голос. – Уж не наш ли Хлопотун?
– Я Выжитень.
– А я Хлопотун, – прозвучал другой голос. – Здравствуй, хозяюшка.
– Здравствуй. За сладкие сны – спасибо тебе, за помощь – того пуще, а за заботу о внучке моём – низкий поклон, – Антонина Ивановна встала и поклонилась невидимому Хлопотуну.
Лёньку распирала гордость: его бабушка не только не испугалась, она не посчитала зазорным для себя поблагодарить домового, признать его заслуги.
Видя, что ничего страшного не происходит, Пелагея тоже осмелела:
– А наш-то где, отзовись!..
– Я здесь, хозяюшка.
– Ты на меня не серчай, прости. Не со зла я тебя прогнала, а сдуру.
– Давно простил, хозяюшка.
Пелагея расцвела:
– Так, может, ты имя сменишь? Какой ты теперь Выжитень?
– С радостью сменю, – ответил доможил.
– Я тебя Мохнатиком стану звать, – решила Пелагея. – Или лучше Пушистиком?
– Да что у тебя все имена какие-то кошачьи!.. – одёрнул ее Акимыч.
– Какие же это кошачьи? – защищалась Пелагея. – Кошачьи – это Васька, Мурзик… Да ты сам скажи, касатик, как нам тебя звать?
– Меня до сарая Подкидным звали, – признался домовой. – За то, что в подкидного дурака любил играть. Так если вы не против, я снова это имя себе возьму.
– Мы не против, – великодушно ответил Лёнька, а Пелагея оживилась:
– В подкидного-то и я люблю!.. Вот и будет нам зимой забава.
Все как-то разом замолчали, молчание становилось неловким. Акимыч, Лёнька и его бабушка с ожиданием смотрели на Пелагею.
– Ну, покажитесь уже, что ли, – протянула та, и оба домовых «пролились» в горницу.
– Батюшки!.. – Пелагея схватилась за столешницу.
Антонина Ивановна тоже казалась потрясённой.
Хлопотун и бывший Выжитень сидели не двигаясь, потупив свои кошачьи глаза.
– Ой, я же говорила, чисто мохнатики!.. – воскликнула Пелагея Кузьминична, и Лёнька с дедом рассмеялись, а домовые «оттаяли».
– Что же мы не едим-то? Давайте, угощайтесь, – спохватилась Пелагея и повернулась к Выжитню. – Тебе чего положить, милок?
– Как это получилось, что вы столько добра людям делаете, а они вас боятся? – спрашивала бабушка Тоня у Хлопотуна за чаем.
– В этом есть и ваша, и наша вина, – отвечал тот. – Но не это важно, хозяюшка. Нам бы вместе деревню спасти…
А Пелагея Кузьминична в это время жаловалась своему доможилу:
– Деду моему ты помог, а я-то совсем хворая. Давление у меня так и скачет, и поясница жить не даёт, вражина!.. Может, и мне какую травку приготовишь?
– Я тебе поясницу на ночь поглажу – и всё пройдёт, – успокаивал её Выжитень. – А волосы расчешу – давление успокоится.