Солнечная тропа

Лёньке было легко идти вслед за Татьяной, но вот его ногам стало что-то мешать: кустарник не кустарник, а какая-то высокая, упругая трава. В воздухе появился необычный запах, который мальчику даже не с чем было сравнить. И когда женщина остановилась, Лёнька понял, что их со всех сторон окружает папоротник.

– Скоро он зацветёт, – сказала Татьяна. – Давайте прощаться.

Её слова застали Акимыча врасплох:

– Как прощаться, Таня? Мы ведь и не поговорили толком!..

– Ещё поговорим, Федя, и не раз…

– А я? А со мной? – спросил Лёнька.

– Ты тоже можешь прийти в лес и позвать меня, – ответила отшельница. – Но скоро ты отсюда уедешь. Пески-то не забудешь?

– Я ещё не скоро уеду, – возразил Лёнька. – И Пески ни за что не забуду!.. Я придумаю, как им помочь!..

– А я тебе подскажу, – проговорила женщина. – Ты уедешь домой и построишь в своей душе светлые, счастливые и богатые Пески. Ты будешь смотреть на них часто-часто, и каждый раз замечать что-то новое и доброе. Станешь ходить по улицам, здороваться с людьми, любоваться рассветами… И будешь счастлив так, как если бы всё это происходило наяву. Но самое главное, ты должен знать, что именно так всё в своё время и случится. Не надеяться, даже не верить, – знать. Понимаешь?

– Кажется, да…

– Ну, прощай, – Татьяна повернулась, и чаща перед ней раздалась, а затем снова сомкнулась за её спиной. Лёнька с дедом остались на поляне, поросшей папоротником.

– Не видать ничего, – сказал Акимыч, наклонившись к земле. – Как его углядишь, ежели он, конечно, не загорится, как свечка…

И цветок загорелся – ярко-малиновым огоньком, словно искорка в тёмном переплетении ветвей… Сначала один, потом второй, третий…

– Мать честная!.. – охнул Акимыч. – Цветёт, Лёнька, ей-богу цветёт!..

Вся поляна теперь искрилась, цветы вспыхивали и разгорались, на глазах становясь крупнее и ярче…

– Да, не видит мой дед, – бормотал Акимыч, раздвигая листья папоротника и освобождая рубиновую звёздочку цветка. – Красота-то какая, а, Лёнька?.. А не пахнет ничем…

Лёнька опустился на колени, и полыхающий цветок очутился возле его лица. Кругом было душно от запаха папоротника, но сам цветок действительно не имел аромата. Зато его красота не поддавалась описанию. Огненные лепестки с неоновыми нитями прожилок как будто пульсировали, и Лёньке казалось, что в таком же ритме бьётся его собственное сердце…

– И срывать-то жалко, да, Лёнь? – услышал мальчик.

Лёнька и сам не решался сорвать этот небывалый, пугающе живой цветок, по сравнению с которым блёкли все клады мира. Но в его душе звучали слова лесной отшельницы… За ними чувствовалось нечто более важное, чем короткая жизнь волшебного цветка. Лёнька протянул руку, захватил тонкий стебелёк и потянул к себе…

Поляна разом померкла, и наступила абсолютная темнота.

– Акимыч, ты здесь? – спросил Лёнька и не услышал ответа.

Зато он увидел какое-то тусклое мерцание, пробивавшееся из-под земли, и догадался, что это клад. Лёнька присмотрелся: клад был зарыт примерно в получасе ходьбы от них, но мальчик ясно видел каждую монетку и то, что на ней отчеканено… Внезапно темнота расширилась до пределов Земли, а потом резко расцветилась – и Лёнька понял, что значит видеть все клады мира. Они присутствовали перед его внутренним взором одновременно, но как-то нечётко, скорее, угадывались, словно принадлежали иному измерению. Однако стоило мальчику приглядеться к любому из тайников, как тот приближался и открывал Лёньке своё содержимое. Мальчик видел драгоценности в пиратских сундуках, охраняемых молчаливыми мертвецами, в трюмах затонувших кораблей, в гробницах древних властителей… Он путешествовал по миру до тех пор, пока вид сокровищ не утомил его. И тогда Лёнька вспомнил про клад, который не достался Матвею Кормишину. Вспомнил – и тотчас увидел его: на опушке соснового бора, чуть вдаваясь в лес, рос приметный вяз, очевидно, посаженный теми, кто закопал здесь своё добро – большой чугун, доверху набитый золотом и самоцветами…

Этот пейзаж напомнил Лёньке о чём-то важном, ради чего он и сорвал всемогущий цветок папоротника. Мальчик повернул голову и увидел Голубинку – она была широкой и полноводной, как много веков назад, и неизвестные Лёньке минералы делали её воду лазурной.

Мальчик обернулся к Пескам – на месте заброшенной деревни шумел ухоженный сад, и в его зелени утопали… даже не дома, а какие-то сказочные резные терема. Некоторые из них напоминали избу Акимыча, но были выше, светлее, наряднее… Эти солнечные терема не составляли привычных улиц: они «разбегались» по саду, как показалось Лёньке на первый взгляд, в полном беспорядке… Но чем дольше мальчик смотрел на них, тем больше гармонии чувствовал в открывшейся ему картине, словно и сад, и эти дома задумал один гениальный архитектор, воплотив в них свои заветные мечты…

Лёнька проник взглядом дальше, за деревню, и увидел колосящиеся поля. В небе над полями звенели жаворонки; их тысячелетняя песня рассказывала о труде земледельца, вечном, как сама жизнь, о вкусе насущного хлеба и о мучительном счастье любви к родной земле…