– Да. Так бывает, когда рысь принимает берлогу, выстроенную претендентом в спутники. Если бы она не приняла берлогу, укус бы меня не изменил. Я бы умер от яда, – сказал он.
– А еще что-нибудь в тебе изменилось?
Он кивнул.
– Я стал быстрее. Зрение и слух у меня, конечно, не такие, как у Баст, но лучше, чем у обычных людей. А еще у меня… гм… на теле мех.
Брови Зоры взметнулись на лоб.
– Мех? Где? О Богиня, прости, – поспешно сказала она. – Это было грубо? Я не хотела.
Глаза Антреса весело сверкнули.
– Нет, это не грубо. Это личное, но ничего страшного. Кроме нас тут никого нет. Грубо было бы задавать этот вопрос в присутствии толпы посторонних. – Он откинул длинные волосы в сторону и наклонился вперед, чтобы Зора могла видеть его шею и кусочек спины. От затылка вдоль всего позвоночника бежала дорожка серовато-бурого рысьего меха. Кроме того, отметила Зора, уши у него были подозрительно острые.
– Ничего себе, – только и сказала она.
– Не противно?
Она помотала головой.
– Ни капельки. Мне нравится твой мех – он похож на мех Баст. И он тебе идет. Мягкий и красивый. И наверное, греет зимой.
Он усмехнулся.
– Это самое главное. Это – и то, что мех отмечает меня как спутника рыси. – Он немного помялся и спросил: – Как думаешь, как на это отреагируют остальные Землеступы? – Он поднял руку, и когти сверкнули, поймав отблеск огня, прежде чем он втянул их и вопросительно взглянул на нее.
Зора не торопилась с ответом. Она хотела было сказать, что не может говорить за всех Землеступов, но это была бы ложь. Жрецы Луны всегда говорили за свой клан, и она знала, что могла бы повлиять на отношение своего народа и заставить его принять – или отвергнуть – этого обаятельного кошатника. И она ответила ему честно, хотя, возможно, это был не тот ответ, который он хотел бы услышать.
– Реакция Землеступов целиком зависит от того, какой ты человек. Если ты честен, добр и верен своему слову, думаю, они тебя примут.
– А если я осел, который плюет на традиции Клана и давит на девушку, чтобы она меня выбрала?
Зора фыркнула.
– Что ж, попробуй. И узнаешь, что на женщин Клана невозможно надавить. У нас матриархат, Антрес. Если ты готов это принять, то, как знать, возможно, ты и впрямь найдешь себе пару среди Землеступов. – Она помедлила, а потом решила выложить все как есть: – Но ты должен кое-что понимать. Мы не одиночки. Я сомневаюсь, что хоть кто-нибудь из женщин Клана согласится жить в пустой берлоге.
Антрес тяжело вздохнул.
– Как я и думал. Громовержец, эта рысь всегда права!
– Так, теперь я действительно ничего не понимаю. Как же Баст может быть права, если она привела тебя искать пару среди женщин, которые не любят одиночество?
Он посмотрел ей в глаза, и она увидела, как в его открытом взгляде пляшут смешинки.
– Потому что на самом деле я ненавижу одиночество. И всегда ненавидел. Я всегда отличался от остальной Цепи.
– Ты хочешь сказать, что не планируешь возвращаться к рысьему образу жизни?
– До сих пор я этого не понимал, но, думаю, именно это я и хочу сказать. И именно поэтому Баст привела меня сюда.
– Чтобы начать новую жизнь в новой Цепи?
– Да.
Зора засияла.
– Раз так, придется объяснить тебе, как надо ухаживать за женщиной-Землеступом. И, поверь мне, ты обратился по адресу. Может, я и не стану твоей парой, но ты определенно нашел себе лучшего учителя.
– Почему мне уже страшно?
– Потому что ты, кошатник, умный. А теперь слушай внимательно…
21
– Голубка, драгоценная, проснись.
Она мгновенно открыла глаза, скорее почувствовав, чем услышав, что рядом с ней проснулся Верный Глаз, а не Бог. Она спала, свернувшись в клубок, спиной к нему, но, как только он заговорил, она с готовностью повернулась, раскрывая объятия.
– Любимый! Это ты! – Охваченная радостью, она прильнула к нему, дрожа от облегчения.
Он пригладил ее волосы и прижал к себе, и она положила голову на его могучую грудь.
– У нас мало времени, моя драгоценная. Бог спит, но скоро Он вернется.
Голубка не сумела подавить дрожь.
– Мой Заступник, любовь моя, можешь ли ты ему сопротивляться? Можешь ли остаться собой?
В ту же секунду она почувствовала в нем перемену. Его тело напряглось, а рука, ласкающая ее волосы, упала на постель.
– Голубка, я не хочу оставаться собой. Я принял Бога. Скоро мы с Ним окончательно станем единым целым.
Она тихо ахнула и прижалась к нему крепче.
– Нет! Я не вынесу, если потеряю тебя.
– Ты никогда меня не потеряешь! – Он обхватил ее рукой. – Драгоценная, мы с Богом едины. Хотя скоро я смогу говорить лишь голосом Бога, я все так же буду здесь, внутри этого тела, которое становится все сильнее и скоро будет готово вести наш Народ за собой.
– Но Он сделал мне больно, – сказала она.
Голубка не заплакала – у нее не было глаз, поэтому она не знала, что такое слезы, – но ее затрясло от безысходности.
– Драгоценная, тебе придется смириться. Помни, что Он и я теперь одно.
– Он сказал мне, что имя ему – Смерть.
Она почувствовала, как Верный Глаз кивает.
– Да, Он – пробужденный Бог Смерти. Похоже, мы с тобой ошибались. Наш Бог не умер: он спал.
– Любимый, я не понимаю, что происходит.