Солнечное затмение 2 (СИ)

   Джон медленно повернул голову и прощупал взором темноту. Пусто. Потом он слегка изменил положение тела, и искорка появилась вновь, от волнения у него даже выступил пот. Неужели все-таки свершилось?.. Никогда в жизни еще он не страдал галлюцинациями, и теперь был убежден, что точечный свет имеет реальный источник. Чтобы добраться до него, придется идти в глубь леса, но он был уверен, что если не использует этот шанс, второго уже не будет. Пусть там будет кто угодно. Хоть черти с рогами. Лишь бы не полное отсутствие жизни. В голове у него закрутились разные варианты. Что это? Деревня? Просто костер? Какие-нибудь охотники? А может... свет электрический, и он видит краешек крупного города?

   Сердце заколотилось, как у юной девицы, которая идет впервые на свидание. Вот вселенский каламбур! Они летели к Проксиме, надеясь открыть там разумную жизнь. А жизнь приходится открывать на собственной планете. Джон сделал первые несколько шагов... потом еще несколько, но уже смелее. "А что я им скажу? Что они вообще из себя представляют? Поверят ли они, что я прибыл со звезд? Поверят ли они, что я вообще человек?"

   Вот и первые ветки начали хлестать по лицу. Среди леса передвигаться было сложнее, чем по берегу. К тому же, опасней. "Что я им скажу? -- Джона мучил только этот вопрос. -- Может, я попаду к каким-нибудь диким племенам каннибалов? Алекс меня так и не дождется!" Смешно это или грустно, но Джон, проигрывая в мозгу эту ситуацию, испугался не столько за себя, сколько за Антонова. Он на своей шкуре испытал, как мучительно это ожидание, томление пыткой одиночества и полной неизвестности.

   Огонек разгорался, а шум когда-то существовавшей реки все более проваливался в бездну. Каждый шаг казался подвигом, а каждая мысль вершила собой долгие часы философских раздумий.

   Нет, это не деревня. Тем более не крупный город. Свет был одиночным и не очень ярким. Может, здесь проживает местный егерь? Когда Джон уже мог ясно различить пламя костра, он немного успокоился. А в его голове внезапно возникла совершенно идиотская мысль: "а могут ли обезьяны разводить огонь?"

   К чему мозг такое сказал? Сначала бы подумал, а потом бы уже мыслил...

   Чем ближе Джон подходил к загадочному костру, тем больше боролся с собственным волнением. Сказать откровеннее -- со страхом. Он впервые пожалел, что не одолжил у Антонова пистолет. Деревья стали более контрастными и налились слабой цветовой гаммой, будто созрели. Их голые, лишенные листьев ветки были воткнуты в полумрак, создавая древесную паутину в обозреваемом пространстве.

   Джон вышел на какую-то поляну и замер...

   Потом упал на колени.

   Потом завыл так, что разбудил мирно почивающего в палатке Вайклера. Тот выполз оттуда и с сонной физиономией добил его своим дурацким вопросом:

   -- Ну, чего? Нашли разумную жизнь?

   -- А шел бы ты на хрен!! -- Джон с клокочущей яростью вырвал траву у себя под ногами и подбросил ее вверх. Потом встал на четвереньки и еще долго мотал головой, охая и вздыхая.

   Приступ отчаяния схлынул так же быстро, как быстро проходили приступы редкой радости. Когда все трое собрались на родной поляне, они долго укоряли друг друга, не в состоянии разобрать, кто больше виноват в произошедшем. Огромное количество труда было по сути напрасным. Сооружая свой канат, они потеряли во тьме всякую ориентацию, и канат, описав по лесу огромный крюк, вывел их к той же самой реке, возле которой они находились, и до которой они и так могли добраться в течение десяти минут. Больше всех досталось Антонову, так как ему пришла в голову вся эта идея. Он стойко отнекивался, утверждая, что ошибочна не стратегия, а тактика. К тому же, более лучшего способа исследования местности, кроме как плетение этого злосчастного каната, никто пока не придумал.

   -- Лучше бы я все это время плевал в потолок палатки, чем заниматься бессмысленной работой! -- орал Джон.

   -- Иди поплюй. Может, легче станет! -- Антонов указал рукой в сторону палатки, и вдруг замер с открытым ртом и вытянутым указательным пальцем.

   В этот самый момент из глубины леса донесся рев какого-то животного. Уж явно не суслика. Так кричать мог только хищник. Не исключено -- голодный. На сей раз этот загадочный голос слышали все без исключения. Переглянулись. Поморгали испуганными глазами. Вайклер выдвинул самую разумную гипотезу:

   -- Так может выть только собака Баскервилей.

   Джон поерзал на одном месте и спросил:

   -- Слушай, Антонов, сколько у тебя зарядов осталось? Четыре?

   Звук больше не повторился, хотя его ждали несколько часов, лежа в палатке и ворочаясь в разные стороны. После долгих дебатов решили, что всем троим необходимо прежде всего отоспаться, а потом уже принимать какие бы то ни было решения. Джон залез рукою под подушку, вынул оттуда пачку с последней сигаретой, вытащил ее. Понюхал. Помечтал. Поглотал горькую слюну. И засунул обратно. Ему страшно хотелось курить. Иногда он сознательно долго ничего не ел, чтобы чувством голода перебить чувства жажды табачного дыма. Но последняя сигарета была для него святыней. И у него не поднималась рука осквернить ее пламенем...