Солнечное затмение (СИ)

   Формальность. Пускай даже укоренившаяся. Пускай по сути никому и ничему не нужная. Тем не менее, она воцарилась над продолговатым траурным столом, за которым сидело ближайшее окружение короля. Постная задумчивость на их лицах имела для каждого индивидуальный смысл. Жоанна, спутница жизни Эдвура, мать Пьера и мачеха двух других его братьев, восседала по правую руку от его величества. Так было положено этикетом, и так ей было легче строить глазки герцогу Оранскому. Нет-нет да полыхнет своим неугомонный обжигающим взором из-под густых ресниц. Герцог пьянел от прикосновения ее взора, но в присутствии короля постоянно смущался и ронял свой взгляд на зашарканный пол. Жоанна даже черные траурные ленты умудрилась вплести в свои волосы так, что они соблазнительными диадемами подчеркивали ее красоту. Равнодушие по поводу смерти пасынка прямо-таки сияло на ее лице. Нет, это не было ни присутствие радости, ни отсутствие огорчения. Вся эта трагедия с похоронами Жераса для Жоанны была откровенно говоря по боку. Так как линия ее судьбы не колыхнулась при этом ни на йоту. Ее сыну Пьеру престола так и так не видать. Потому что престол Франзарии (этот простой белокаменный стул, повидавший уже столько задниц восседавших на нем монархов) теперь достанется оболтусу по имени Лаудвиг.

   Кстати, средний сын короля тоже как-то не особо торжествовал от данной перспективы. Он сидел на самом краю стола и потирал свежие ссадины на лице. Потом он почувствовал, как о его сапог трется мордой только что нажравшийся кот, и принялся наступать ему на хвост, с любопытством наблюдая за выпученными глазами животного. Чем сильнее он наступал на расфуфыренный хвост, тем больше кот выпучивал глаза, да при этом еще и шипел. Неплохое, надо сказать, развлечение для грядущего правителя сверхдержавы.

   Король медленно поднялся. Впервые в жизни он надел свое безликое платье, ушитое черным позументом. Впервые на нем не заметили ни единого украшения. Возможно, это и был именно тот случай, когда король всерьез пожалел о том, что он король...

   -- Господа, я буду очень краток в своих словах... -- голос его не дрожал, не казался ни скорбным, ни подавленным, скорее так: металлическим и бесцветным. Таким же властным как всегда, и таким же пугающим. Если Эдвур умел тщательно скрывать свои чувства, перед ним следует снять шляпу. Если же он от природы был бесчувственным, то есть риск вместе со шляпой снять и свою голову. Такое иногда случалось.

   -- Моего старшего сына Жераса... нет больше среди нас, -- дрогнул, все-таки дрогнул голос. -- Все мы знаем, что у него было слабое сердце... и эта никчемная пирушка... да, он выпил слишком много вина. Его внезапная смерть...

   -- Мя-я-яу!! -- кот не выдержал экспериментов над своим хвостом и наконец-то засквернословил по-кошачьи, потом метнулся в сторону.

   Взъерошенный серый комок прошмыгнул прямо между ног Жоанны. Та едва не рассмеялась, но вовремя закрыла лицо руками. Лаудвиг боялся поднять глаза. То, что между тремя братцами никогда не было взаимной любви -- всем известный факт, не требующий доказательств. И это не потому, что все они рождены от разных женщин, их души были настолько несовместимы, что, казалось, у них даже нации разные. Они являли собой три ипостаси своего отца. Старший, ныне поминаемый, отражал отцовское себялюбие, силу и традиционную для монархов жажду власти. Средний, Лаудвиг, унаследовал разврат и пьянство. Если у Эдвура эта душевная трагедия имела лишь рудиментарный зачаток, то сьир Лаудвиг целиком из нее состоял. Что же касается младшего, Пьера, то он, по мнению многих, унаследовал дурь. Временное помешательство, не чуждое даже королям, у него было пожизненным бременем. Ладно хоть свихнулся на почве религии. Могло быть и похуже.

   Король выдержал паузу и тем же монотонным, дребезжащим в психике слушателей голосом продолжал:

   -- Жерас должен был наследовать мой престол и стать вашим общим правителем, теперь же душа его далеко от нас. В том мире, который мы зовем Настоящим. Черная вселенная, возможно, останется лишь в его памяти. Великая Тьма! Ты свидетельница, что правителем Франзарии после меня по праву должен стать мой сын Лаудвиг. -- Король сделал пол-оборота головой и протяжно вздохнул. Никто из присутствующих не догадывался, какие внутренние усилия ему потребовались, чтобы также спокойно продолжить свою речь: -- Сьир Лаудвиг, вы готовы взять на себя бремя правления нашим миражом?

   "Сьир", да еще и "Лаудвиг" даже поперхнулся от неожиданности. Столь официальный тон обращения никак не гармонировал с теми титулами, которыми король его именовал в приватной беседе, наедине. "Подонок", "вшивая свинья", "мудак протухший". Более высоких рангов лучше не называть... Поэтому он поднял слегка изумленный взгляд и ответил именно то, что от него ждали:

   -- Да, оте... ваше величество.