Солнечные часы с кукушкой

В малахитовой долине
Шут играл на мандолине.
Скверной девочке Мальвине
втолковать пытался он,
что душа она, как птица,
в клетке бьётся и томится,
и вообще, как говорится,
весь он пламенно влюблён!

Только струны больно тонки

для бесчувственной девчонки.
«У меня, – шипит, – в печёнке
эти ваши па-де-де!
Если птичка залетела
не туда, куда хотела,
я видала это дело…
говорить не буду где!»

Он бы ей легко и сразу

рифмовал за фразой фразу.
Но не трогает заразу
мысли творческий полёт.
Мол, настаивать не стану,
только мне на вашу рану
глубоко по барабану.
Поболит и заживёт!

Вышло так, что у Мальвины

вместо сердца ломтик льдины:
пудра, бантик, пелерины…
Ну, на кой она сдалась?
Вот уйдёт – и ради бога.
Вот и скатертью дорога.
В этой жизни кукол много —
в штабеля устанешь класть!..

Три монетки кверху решкой.

Что ты ждёшь? Беги, не мешкай!
Но влюблённый шут насмешкой
не на шутку удручён.
Слой румян, сурьма, белила.
Чтоб она не говорила,
но забыть её не в силах,
безутешно плачет он!

А луна шального цвета.

Под луной в разгаре лето.
Но влюблённого поэта
больно мучают мечты:
подарить ей иммортели,
сделать соло на свирели
и к концу второй недели
перейти уже на «ты»…

Танцующие на шаре

Мы сыграем, чтоб пела душа.
Мы сыграем: кто хочет – пляши!
Если жалко за песню гроша —
Пропади они, ваши гроши.

Мы зари нахлебаемся всласть

И луну раздобудем с небес.
Нам под ноги в осеннюю грязь
Бросит золото царственный лес.

Нас несёт необузданный конь.

Встречный ветер по-летнему сух.
И доверчиво тянет ладонь
Заблудившийся в поле лопух.

Разбегаются тропы, пыля,

И огнями слепят города,
И вращается тихо земля —
Пестрый шар под ногами шута…

Распутица

Март

На ладошках старинных карт,
вброд, на ощупь ищу фарватер.
Я люблю тебя, месяц март,
за отчаянный твой характер!

Ведь недаром опять с утра

кружат чайки над богадельней,
и тугие твои ветра
пахнут копотью корабельной.

И блажит колокольный звон,

и гудит, и зовёт куда-то.
Будто дьявол смущает сон
схиму принявшего пирата.

Все монахи ушли в кабак,

под хламидами пряча шпаги.
И горит, как условный знак,
на грот-мачте звезда бродяги.

Птиц тревожные голоса

все слышней за глухой калиткой.
Бесы драные паруса
залатали суровой ниткой.

Зелья дьявольского испив,

отрывайся, душа-шалава,
ибо каждый, покуда жив,
жить на свете имеет право!

Ничего, что плутает фарт

и вконец развезло дорогу:
я люблю тебя, месяц март,
мы похожи с тобой, ей-богу.

Посох

И степь так широка. И скалы так высоки.

Пускай, когда уйду, напомнят обо мне

следы разутых ног на глинистой дороге,

черпак у родника и лента на сосне…