Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

В «Норме» есть ария, которую все знают, — хотя бы на слух. Это Casta Diva. Божественная музыка. Да и сама итальянская опера — это же легенда. Наконец-то я смогу к ней прикоснуться, припасть к истокам. Я приготовилась к знаковому событию моей жизни.

Опера началась — и тут я поняла, что случилась КАТАСТРОФА.

Точнее, я поняла это не сразу, а постепенно. Точнее, я понимала это постепенно и всё больше ужасалась необратимости произошедшего, а главное — масштабам катастрофы.

Я понимала текст.

Я стала — даже помимо своего желания — понимать текст итальянских опер. И этот текст оказался абсолютно чудовищен.

Если любить эту музыку и нежные сочетания звуков итальянских фонем, но не знать смысла слов, то наслаждаться итальянской оперой можно бесконечно. Но в тот момент, когда смысл каждого слова проявляется во всей его очевидности, прекрасную музыку уже нельзя отделить от бездарных и банальных текстов.

Я стала думать потом, что, конечно, мы несколько избалованы русскими операми. «Евгений Онегин», «Борис Годунов» — это же чистейшей прелести чистейший образец и без музыки, это же Александр Сергеевич милый.

Я поделилась этой мыслью с Сандро.

— Может, у вас просто завышенные стандарты? — спросил он.

— Может быть, — согласилась я. — Но опера уже никогда не будет для меня прежней.

Теперь я буду завидовать остаток жизни всем, кто не знает итальянского языка и любит оперу, — они смогут жить с ощущением, что прекрасные итальянские слова художественно соответствуют музыке. А я — уже нет.

Ну что ж, во многая знания многия печали.

На выходе столкнулись со смешным дядькой, которому очень хотелось поговорить. По виду он был типичным генуэзским borghese (это скорее обыватель, чем буржуа), но оказался музыкантом (бывает же такое!). Он поймал нас за рукав, чтобы рассказать историю о том, как он кормил ужином Вишневскую и Ростроповича.

Начало истории я поняла с пятого на десятое — у меня в руках, как рыба, бился Петька, которому не терпелось куда-то бежать, и мне приходилось его сдерживать. Я пропустила длинные объяснения, почему Разговорчивый Дядька болтал на репетиции у Ростроповича. Впрочем, и так было понятно, что рот у него закрывается только тромбоном. Ростропович сделал ему замечание, на что Разговорчивый Дядька с достоинством объяснил, что говорил о музыке. Ростропович удивился и сказал: «О! А я думал — о политике!» (последовал длинный экскурс в политику тех дней), — но после репетиции они разговорились (бедный Ростропович!), и Разговорчивый Дядька предложил Ростроповичу вместе выпить. «Согласен, — сказал Ростропович, — но только у вас дома. За ужином. Мы приедем с галлиной, — прибавил он, замахав руками как крыльями („gallina“ по-итальянски — „курица-несушка“, что, видимо, Ростроповича страшно забавляло), — будем есть у вас песто».

На следующий день вся семья Разговорчивого Дядьки прочесывала Геную в поисках самого лучшего базилика («Еще бы, — понимающе кивнул Сандро, — самый важный песто в жизни!»), протирала бокалы и наглаживала старинные скатерти и салфетки.

— Ах, какое у Ростроповича чувство юмора! Maria Vergine! А что он говорил о политике! Боже-боже, как я жалею, что не записывал! А об оперных театрах мира! Нет, положительно, он просто ходячий анекдот!

— Почему-то Gallina была не особенно entusiasta, держалась очень сдержанно. За ужином ее больше всего привлекала наша скатерть — мы специально постелили фамильную скатерть, всю в старинной вышивке — такую умели делать только монахини-кармелитки. Но только те, настоящие, босые кармелитки (carmelitane scalze)! Вот, кстати, как перестали они ходить разутыми — так и разучились вышивать; ну что ты будешь делать? Но когда Gallina увлеклась разглядыванием этой вышивки, у нас от сердца отлегло — наконец-то ей хоть что-то понравилось!

— И песто, grazie al cielo[13], вышел на славу! Мы, конечно, не поленились, базилик растирали вручную, в каменной ступке — всё как положено… Так что ужин удался. Меня потом спрашивали: «Что ты такого сделал, чтобы понравиться Ростроповичу и Вишневской?» А я скромно отвечал: «Я просто приготовил хороший песто и постелил красивую скатерть».

Nucleo antisofisticazione. Отделение по борьбе с софистикой

Очень меня муж мой Сашенька поразил, когда, отпив однажды из бутылки вина, вознегодовал, закупорил бутылку и пошел жаловаться на производителя в специальное отделение полиции по борьбе с подделками вин и других продуктов категорий D.O.C. и D.O.P. — «nucleo antisofisticazione».

Но какова семантика!

«Sofistica» — это же софистика («Я не буду спорить с тобой, старый софист!»).

Антисофистика — это буквальное название подразделения полиции, в которое можно обратиться, если тебе кажется, что качество вина не соответствует написанному на этикетке. Сознательных граждан, обеспокоенных судьбой отечественного виноделия, там благодарят, жмут им руку, а с несознательными виноделами действительно разбираются. В случае серьезных нарушений штраф может оказаться таким, что его будут еще три поколения выплачивать.