Мне игру страстей порочныхза окошком не унять.Муравьи в часах песочныхповернули время вспять,поднимая по песчинке в верхний конус день за днем.Словно Хронос дал мне бонус,чтобы нам побыть вдвоем.Другие берега
Не отклоняйся от маршрута,по звездам следуй в те века,где жизнью воплотится чудои станут зримы берега.Они, лежащие в туманееще не писаных страниц,уже очерчены томамивеликих книг, и вещих птицк нам протянулись голосами,и указали ясный путь.Вы только не сбивайтесь сами,от плевел очищая суть.Странник
Запах верблюда и зноясливался с землей.Я ниоткуда ведомыйдвугорбой спиной,ноги, как корни,пускавший в пескипредсказаний,лица скрывавшийобрывками шелковой ткани —странник, стремящийся к тайнамнемых пирамид,мыслью узор наносилна горячий гранити шлифовал его словомна всех языках,пальцем рисуя кругина зыбучих песках.Случай на Сухаревке
Глебу Кузьмину
В студенческие годы я некоторое время вместе с Глебом работал дворником на Колхозной (бывшей-нынешней Сухаревской) площади. Нам на двоих дали трехкомнатную служебную квартиру в доме конца XVII века. Состояние квартиры соответствовало ее возрасту. Мы потрудились, чтобы приспособить ее для жизни. В результате одна из стен превратилась в коллаж из рваных страниц «Шпигеля» и еще нескольких буржуйских журналов, изобиловавших обнаженной натурой. В центре композиции находилась батарея теплосети, на которую мы поместили ренуаровскую репродукцию: голую бабу с огромным задом, а за батарею воткнули банный веник. Стена получилась не только антисоветская, но и противозаконная. Тогда за такую порнографию могли и выгнать из университета, и припечатать по УК.
Однажды ко мне приехали западные немцы (точнее немки), учившиеся в Пушкинском (ГИРЯ).
Мы набили трубочку анашой и беседовали о вечном, как вдруг в квартиру ввалился крепко выпивший товарищ (ныне очень известный журналист) и, не сумев найти общий язык со мной и моими подругами, сильно осерчал. Так сильно, что побежал на Садовое за ментами. Последовавшие за этим события и легли в основу этой зарисовки.