Солнечный ход

Когда зеленый зеленеет
и позвоночник бьет в зенит.
Земля не сеет и не смеет,
а шея сини не сулит.
Седьмая зиждется скамейка
на склейке искренней росой
и рассекается, как змейка,
блестяще вздернутой косой
на клецки, хлюпки изумруда
в горячий сладкий чернозем.
Путем стальным дрожит посуда,
птенец царапает гвоздем
известку скорлупы слюнявой —
зеленоглаз и липкопёр.
С люлю подсахаренным славой
про клю, про кля, про кру га зор.

Призрачное дальнодействие

Арсению

Сегодня я убил врага
из-за угла, кинжалом в спину.
Я в тот же миг писал картину
и составлял в слова слога
о том, что полюбил врага.
К одной другую половину
себя пытался приложить.
Я выбирал, где лучше жить,
чтобы потом поведать сыну
о том, как думать и служить,
какую покорять вершину,
какою бабочкой кружить.
Но половины не сходились.
В одной из них кинжал торчал
и рукояткою качал,
другая – облаком клубилась.
Я думал, что, убив врага,
я зарисую, зарифмую
и уведу пастись в луга
свою возвышенно иную
корову совести святой.
Но выходило – я другой.
Ни пастушок небесных тучек,
ни света белого попутчик,
ни донкихотчик со слугой,
а гад с кровавою рукой,
предатель, сволочь и лазутчик.
Сознанье билось мотыльком,
попав меж двух прозрачных окон.
В одном из них был дураком,
а во втором – почти что Богом.
Как гений и злодейство, как
луны осколок с задним видом.
Я пропустил дорожный знак
и стал душевным инвалидом.

Письмо себе