Солнечный ход

Жил-был на свете муравей,
который был других храбрей.
Он был храбрее потому,
что жить решился по уму,
и, показав усы инстинкту,
он опрокинул пива пинту,
и, закусивши стрекозой,
слегка нездешний и косой,
умывшись божьею росой,
пошел веселый и босой
гулять нетореной дорожкой
от суеты и скучных дел,
махнув на них мохнатой ножкой,
смел все, чего всегда хотел.
А именно: купаться в луже,
за тлей гоняться в лопухах,
лохматить спину по-верблюжьи
и петь о птицах и зверях.
Жизнь стала в радость.
Воля, счастье,
свобода, нега и простор,
как пазл, разрозненные части,
вставали в новый кругозор.

А муравейник жил, как прежде:

пилил дрова, кормил овец,
оборонялся. «Дети, ешьте!» —
кричал заботливый отец.
И в их взрастаньях, угасаньях,
смертях, рожденьях, суете
ходили слухи о скитаньях
в потусторонней красоте
героя, бросившего норы
отцов и прадедов своих.
Он видел небо, видел горы
и написал немало книг
о том, что смелость – не наука,
а путешествие – не цель:
«У нас одна на всех разлука,
одна на всех наружу дверь.
Она откроется однажды
сама, не надо торопить.
Не утолить при жизни жажды
и не продлить земную нить».

Секрет пророка

Какое время ни возьми —
всегда кончается эпоха.
И оттого живется плохо,
и много суетной возни.

А если нам от звеньев тех

времен немного отдалиться,
то выясняется, что длится
цепь одинаковых потех.
Она одна – от время оно.
Одна за все, одна на всех.

Всегда предчувствие конца,

как предначертаность начала,
земных пророков удручало
лукавой колкостью венца.

Источник

На земле происходят события —
войны, кризисы, крахи систем,
корпораций. Я силой наития
отвлечен от неправильных тем.

Есть задачи важней, чем события,

чем падеж, чем всемирный дележ.
Даже если средь крови пролития
ты, как щепка, по лужам плывешь.

Есть задачи из дали заоблачной,

из безветренной выси времен:
наблюдать на земле нашей крошечной
рифмы ликов и блики имен,

глядя в свет ее встречный, направленный

из бескрайних, зыбучих ночей,
узнавать, в новых образах явленный,
отраженный источник лучей.

Трудно быть Богом?

Трудно быть йогом
в православном храме.
Трудно быть рогом
изобилия в женской бане.
Трудно быть стогом
сена, в котором люди
громко хохочут, хватая друг друга за муди.
Трудно быть соком
березовым на исходе
весны, который уже бродит,
становясь гуще и горше
слезы сосны.
Трудно быть итогом, чертой,
приговором, пулей,
последней пчелой,
к закату летящей в улей.
Богом не трудно. Чего там осталось Богу?
Лечь на завалинке, гладя больную ногу.

Реальность и мечта