Я посмотрел на ее запястье, где начинались буквы.
— Что за слово у тебя на запястье? — спросил я.
— Сила.
— А на левом?
— Упрямство.
— Почему ты их выбрала?
— Потому что это нужно, чтобы выжить?
— Хм, — я опустил ногу в стороне от торчащего корня. — Может, для тебя. Я бы выбрал татуировку «не стой на вершине лестницы».
Она взглянула на меня.
— Так ты получил шрам?
— На брови? Нет. Поверь, это не от припадка. Я упал с веревочного моста, когда ускользнул из замка в четырнадцать. Мне не разрешали там бегать. У мамы и Винса легко получалось, — я пожал плечами. — И я подумал, что тоже могу. Я хотел справиться с двумя ночами.
— Ты уже говорил про две ночи.
— Да, чтобы из ученика стать разведчиком, нужно провести две ночи одному в лесу, — я подвинулся у ее плеча. — Тебе дают плащ и компас, и все. Тебя доводят до середины леса, говорят, куда нужно прийти. Есть два дня, чтобы добраться, и тогда получишь значок разведчика. Все мои друзья заслужили свои, и я видел, как десятки возвращались грязными, но победившими, опускались на колени перед моей мамой, пока она их ругала. И хоть у меня тогда бывали припадки раз или два в месяц, я решил, что тоже должен попробовать. Я ушел на две мили от замка, и меня победил первый веревочный мост. Я упал в заросли лавра в двенадцати футах внизу и рассек бровь.
Я помнил ту пустоту внутри, когда ноги соскользнули с каната, миг осознания ошибки и удар об ветки.
— Один из Лесничих нашел меня, ползущего по поляне, пока он шел к штабу, — я перешагнул камень. — Конечно, только после возмущений и позора я узнал, что ни один ученик не остается один — один из старших разведчиков тайно ходит за ним, следя, чтобы он не попал в беду. Например, упав с веревочного моста.
Бандана Ларк надулась, но я не знал, от смеха или нет. Я взглянул на нее.
— Для тебя, наверное, это звучит глупо. Уверен, в четырнадцать ты уже спасала рабов.
— Не знаю, — она поправила мою руку на своих плечах. — Я не знаю, сколько мне лет.
Ох. Я… ох.
— Ох, — сказал я.
— По ощущениям мне пятьдесят, — сказала она. — Особенно, когда я кашляю. Но мы с Розой думаем, что мне двадцать с чем-то. Я стала следить за временем позже. У меня начались месячные после того, как я ушла, значит, мне было около тринадцати или четырнадцати. Потом я была с ворами скота. Ай, волосы придавил.
— Прости, я попытался высвободить ее пряди из моей хватки. — И… воры. Коровы?
— Обычно, да. Порой козы, но с ними сложно идти.
— Ясно. Там ты научилась сражаться?
— Там я многому научилась. Они не учат ничему, кроме копания, в карьерах, — она потянула за поводья Джемы, чтобы лошадь не отвлекалась на траву. — Всем нужно было уметь хоть немного сражаться, группа была небольшой, и мы не могли бросать стада без защиты. Роза лучше всех попадала в цель — ей дали арбалет. Я получила меч, когда мы нашли заброшенный тайник в пруду.
— А щит?
— Щит… я выиграла, перевернув первую телегу.
Я взглянул на нее.
— Серьезно? Ты охотилась на работорговцев еще до стратегии с солнцем?
— Это было не сознательное решение, — сказала она. — Я не решила в один день быть бандитом, использующим солнце. Я даже не думала, что буду нападать на телеги с рабами. Просто через несколько недель после того, как мы ушли от воров, мы с Розой были в тупике — нашим планом было найти работу в Тессо или у дороги для карет. Но во всех городах назначены награды за сбежавших рабов.
— Нет, — потрясенно выпалил я.
Она посмотрела на меня.
— Да.
— Рабство в Алькоро запрещено законом. Не могло быть официальных наград…
Она фыркнула под банданой.
— Ладно тебе, Веран. Я знаю, для тебя все по закону, но не все делается по правилам. Работорговцы теряют деньги, когда рабы убегают, и они назначают награды. Думаешь, голодающий житель каньона откажется от двадцати серебряных, потому что его правительство не одобряет рабство? Так Седж получил ошейник. Они грубее, если хоть раз сбежал.
Я посмотрел на землю перед нами.
— Я не знал этого, — сказал я. — Я думал, только Моквайя дает системе деньги.
— Все всегда хотят думать, что это чужая проблема, — сказала она.
— Ты сбежала?
— Это очевидно.
— Я о том… не один раз?
— Нет. Лишь раз.
— Как?
Она молчала, разглядывала горизонт перед нами, искала бурю или бандитов, или что-то, о чем я не знал.
— Если ты думаешь о подвиге, все было не так, — сказала она. — Я не пробила себе путь. Я не знала тогда, как сражаться, и я была тощей и маленькой. Они забирали некоторых из нас из Телл в другой карьер. Тогда были дожди, и наша телега застряла в канаве. Нас было четверо внутри — стражи вытащили нас, расстегнули оковы и сказали встать за каждым колесом и толкать. Кучер бил по волам хлыстом, и два стража то толкали, то пытались поднять колеса. Они оказались на дальней стороне телеги. Я не знаю, чем я думала — я знала, что меня скорее побьют, чем я сбегу — но я просто скрылась за камышами рядом с канавой и уползла. Мне повезло, что они застряли у того колеса надолго, иначе меня сразу поймали бы.
— Куда ты отправилась? — спросил я, стараясь скрыть восторг в голосе.