Солнечный щит

— Тебе не казалось, что такие, как ты, сделали мой народ таким? Ты запер меня в телеге, Веран Гринбриер из Серебряных гор. Ты дал мне первую татуировку, — она задрала правый рукав и повернула руку — там был ее длинный меч, но он будто пронзал круг из шрамов. Клеймо, как на скоте. Мой желудок сжался. — А потом ты открыл телегу и выбросил меня в лагере пастухов потеть дальше без толку, и ты бросил бы меня там умирать, только бы самому быть в безопасности в замке и университете, — она указала на меня. — Ты сделал это, потому что тебе нет дела. Ты переживаешь о торговле людьми сейчас, потому что это мешает твоим играм при дворе, но тогда тебе не было дела. И из-за этого я и остальные оказались у печей для стекла, в карьерах, на пристанях и плантациях риса, и мы будем оставаться там, пока тебе удобно. Так что нет, Веран. Ты мог бы предложить мне телегу золота, но я откажусь. Я буду делать то, что делала, но меня не купишь ты или твой двор ради политики.

Я мог лишь смотреть, лишенный равновесия.

— Я… знаю, тебе было непросто, — робко начал я. — И я знаю, что такие, как я, отправили тебя туда. Но… Ларк, я слушаю сейчас. Многие сейчас слушают. Ты права, ничто не может изменить твое прошлое, но мы можем изменить будущее. Мы хотим это исправить.

Она встала с каменного трона и отвернулась, прошла к остальной одежде. Она обулась, застегнула рубаху и просунула руки в жилетку. Она взяла свой меч и широкополую шляпу с земли.

— Ларк, — сказал я. — Ты спасаешь рабов, разбивая их телеги. Но мы можем затоптать корень, остановить все телеги. Тебе не придется больше спасать детей. Разве ты не этого хочешь?

— Нет, — сказала она.

— Нет? — поразился я. — Почему?

Она завязала выцветшую бандану у подбородка.

— Потому что я не верю, что ты сделаешь то, что сказал. Снимай сапоги.

Я перестал соображать.

— Что?

— Разувайся, живо.

Я вспомнил письмо Кольма, как она лишила его обоих пар обуви. Но мои не были прочными сапогами из Алькоро с твердой подошвой, мои были мягкими, из Сильвервуда, с бахромой, как на свадебном портрете у отца. Я взял самые прочные, когда снял с себя малиновый шелк в карете.

— Я принес два мешка припасов и обещание денег, которых хватит на пятьдесят пар обуви, — зло сказал я. — Я не отдам сапоги.

— Я не прошу их отдавать. Я их забираю, — она пристегнула меч к бедру. — Снимай их.

Я уперся ногами в землю и смотрел на нее. Выражение лица не менялось, не было мягкости или сомнений. И она могла быть вооружена, но и я был с оружием — рукоять ножа Яно давила на поясницу. Она могла изображать, сколько хотела, но я не собирался уйти отсюда, бросив ее в каньоне-кладбище.

— Ты не победишь тут, — я хотел позлить ее, вызвать неуверенность. — Люди в обеих странах хотят отыскать тебя. Если я смог найти, со временем смогут и они. Ты недолго будешь королевой пустыни.

Движение было быстрым, а я отреагировал медленно. Она, не доставая меч больше, чем на пару дюймов, бросилась и ударила рукоятью по моей груди. Дыхание вылетело из моих легких, и мир накренился — я согнулся, и она зацепила мою ногу носком и толкнула в мое плечо. Я отклонился, как спиленное дерево, и рухнул на задницу на землю.

— Крыс, — сказала она.

Пес прыгнул вперед. Я вскрикнул и вскинул руки, защищаясь от его зубов. Но он не укусил, только рычал, меня окатила волна гадкого дыхания. Я охнул, снова смог дышать, и теперь ноги замерзли.

Она коротко свистнула, и пес отошел. Я поднял взгляд, она убирала мои сапоги под руку.

— Этой ночью ты спишь тут, — сказала она. — Не уходи, иначе снаряд попадет в важное место. Завтра утром я плотно тебя свяжу и отвезу в Снейктаун. Я брошу тебя в миле от города — там за мою голову готовы платить. Уверена, ты понимаешь.

Я сел ровнее, все еще хрипя, босые ноги скользили на камнях.

— Проклятье, Ларк, ты совершаешь ошибку.

— Знаешь, Веран, — она отвернулась. — Я получила от тебя все, что хотела.

Она опустила шляпу на голову.

— Идем, Крыс.

Пес подбежал к ней. Не оглядываясь, она пошла за кусты, оставив меня только с углями костра и своей глупостью.

Я все испортил.

Разведка, борьба, общение. Дипломатия. Политика. Элоиз могла делать такое в халате и тапочках. Отец делал такое каждый день. Я должен был справляться с таким, с ролью, которая была мне позволена. Своей ролью я развлекал все пять стран. «О, пусть попробует, ведь больше он ничего не может».

Я сжался на боку, закрыл рукой лицо и застонал во тьме.

29

Ларк

Я неслась к лагерю, кипя.

Наглость юноши, отыскавшего меня тут, чтобы подкупить ради помощи ему, возмущала. Как он смел прийти и вести себя так, словно я принадлежала ему? Я должна была насадить его на меч, а не ударить рукоятью, но не хотела, чтобы его потом тут искали с оружием. Кучер могла запомнить, где высадила его. Каньон уже не был безопасен. Я скрипнула зубами за банданой, отодвинула ветки кустов. Крыс шумно дышал рядом со мной.