Солнечный щит

Я открыл глаза, прикрыл их рукой от солнца. Она была не одна — маленькая фигура почти липла к ней. Я подвинулся, чтобы меня не слепило, и сморгнул слезы с глаз.

О, Свет, земля и небо. Она держала за руку кроху из лесного народа, и она прижимала к себе мой другой сапог.

— Я спасла ее неделю назад, — сказала Ларк. — Она не говорила мне ни слова, пока не узнала ночью твои сапоги. Она… из твоих?

Девочка посмотрела на меня ярко-зеленым глазом, она выглядела как дитя из южного леса, но могла быть и ребенком торговцев у Лампиринея. Я повернул к ней ладони.

— Привет, кроха-салли. У тебя есть свои сапоги?

— Па танцует в сапогах… цепочку ромашек с мамой… с сапогами.

— Твой папа носит сапоги с бахромой, когда танцует цепочку ромашек с мамой?

Она кивнула.

— Как ты ее назвал? — спросила Ларк. — Ее зовут Салли?

— Так зовут детей — маленькие саламандры, — мы все еще звали Сусимэй салли, чтобы позлить ее. — Как тебя зовут?

— Гетти, — сказала она.

— Ты умеешь танцевать цепочку, Гетти?

Она покрутила пальцем.

— Нет, я по кругу, кругу.

— Точно, — дети часто бегали кругами, пока старшие танцевали, пока малыши еще не научились шагам. — Каким был эпитет твоих родителей?

— Щегол.

— Желтым сверкает на дереве маленький щегол…

— …пер-чик-о-ри, — закончила она.

— Я — зеленый шиповник, — сказал я.

— Спутанный с лавром стою, — процитировала она.

Я хотел обнять ее, потерявшуюся саламандру. Я раскрыл объятия, и она отпустила руку Ларк и обвила грязной рукой мои плечи, все еще сжимая сапог другой рукой.

— Она говорит, что живет возле шахты, — сказала Ларк сдавленным тоном. — Говорит, ее папа — шахтер. Ты знаешь ее семью?

— Их должно быть не сложно найти, — прошептал я. Я постучал по плечу девочки. — Гетти, на площади танцев медведь или лиса?

— Лиса, — сказала она.

— Южная Шахта, — я посмотрел на Ларк, она отошла от солнца и смотрела на нас. Она снова была в своей броне, темная краска была на щеках, выцветшая бандана закрывала рот, черная шляпа была низко надвинута на лбу.

— Как она попала сюда? — спросила она тихо.

Я посмотрел на лицо девочки.

— Гетти, твой папа ехал с поставками серебра к берегу?

Она играла с пуговицами моей туники.

— Да, я пошла с ним в последний раз.

О, кроха-салли. Я обвил ее руками и прижал к себе, крепко сжал.

— Я верну тебя домой, хорошо? Мы вернемся домой, — я посмотрел на второй сапог в пыли. Мне нужно было забрать другой у нее.

Я посмотрел на Ларк и протянул руку.

— Отдай моего светлячка, — сказал я.

Без слов — ого — она полезла под воротник и расстегнула брошь. Она вытащила ее и опустила на протянутую ладонь.

— Смотри, Гетти. Мне нужен мой сапог, но я дам тебе другое. Узнаешь?

Она взяла брошь пухлой ладошкой.

— Голубой призрак.

— Точно. Они сейчас летают, да? Я прицеплю ее сюда, на твою одежду. Думаю, серебро из шахты твоего папы.

Она погладила брошь.

— И огонек из озера.

О, солнце, я ее любил.

— Точно, жемчужина в его огоньке из озера, — я обнял ее еще раз и отпустил, она была занята брошью.

Я отряхнул сапоги и надел их, радуясь знакомому давлению мягкой подошвы. Я встал. В кустах послышался шорох, на полянку вышел Сайф, растрепанный, наверное, его тело затекло после того, как он сторожил меня ночью, сидя на камне. Я слышал, как он щелкал семечки, сплевывая шелуху, пока я не уснул. Он обменял арбалет на кукурузное печенье и чашку с вмятиной.

— Вот, — он протянул мне свои вещи. — Лила сказала попросить больше, если хочешь. О, то есть…

Ларк хмуро смотрела на него, наверное, за названное имя другого члена лагеря, хотя я не знал, что мог сделать с этой информацией, по ее мнению. Я взял у него печенье и кружку.

— Скажи Лиле, что я сказал «спасибо».

Ларк кашлянула и похлопала Гетти по плечу.

— Почему бы тебе не пойти с Сайфом к костру?

— Угу, — она взяла парня за руку и пошла за ним в кусты.

Я сделал глоток из чашки — водянистый кофе был горьким, но было приятно выпить что-нибудь горячее после ночи на камнях. Я покачивал чашку, глядя на Ларк. Она не выглядела отдохнувшей.

— Хорошая ночь была? — невинно спросил я.

Она нахмурилась — она была на страже после Сайфа. Я видел ее силуэт в свете луны, когда ворочался. Может, я вел себя подло, но мой зад все еще болел от падения ночью, и я все еще злился из-за сапогов и броши.

— Бывало и хуже, — сказала она. Она, казалось, что-то обдумывала, губы двигались под банданой.

— Ты говорила что-то об условиях, — напомнил я, потягивая кофе.

— У меня есть несколько, — сказала она. — Но сначала покажи мне еще раз кофе.

Я добавил печенье в руку с чашкой и вытащил письмо из кармана, вручил ей. Она взяла его и разглядывала, посмотрела на конец текста.

— Они все такие? — спросила она. — Другие письма?

— Да. Мы отметили несколько заброшенных городов у шахт, откуда оно могло быть, но мы не сузили поиски до….

— Она не в таком городе.

Я замер у чашки.

— Откуда ты знаешь?

— В Снейктауне я видела женщину, покупающую в магазине припасы. Она брала чернила и пергамент, такой делают там, из меч-травы.

— Да, мы это поняли, но…

— И она отдавала похожее письмо.

— Хорошо, но что это…

— И от ее плаща воняло гуано.

Она уже запутала меня.

— Гуано?

— Помет летучих мышей.