Солнечный ветер (СИ)

А еще он оказался прав. Никакого Стаха ни на рыночной площади перед зданием станции, ни внутри — не оказалось. Не было его и на перроне. Зато, держа руку на пульсе, спустя еще час Стах соизволил его набрать со следующим приказом. В полдень прибывает кловский поезд. Стоит, как и раньше, минуту. Ни черта не меняется в этом мире, только отчасти лица людей. Пройдет еще десять лет, и все тот же поезд в их захолустье простоит все так же — минуту. Как в день, когда он отпускал Милану почти навсегда.

Было велено взять билет в кассе и сесть на него, естественно, вместе с сумкой.

«Выкупи купе в СВ целиком, чтобы никто под ногами не мешался», — наставлял Стах.

«Может, еще целый вагон выкупить?» — осведомился Назар.

«Боишься разориться?»

«Что ты, у меня целый чемодан бабок».

«Юморист».

«До какой станции билет?»

«До конечной».

До конечной — до Кловска. До дома. Теперь уже дома.

Садясь на этот поезд, Назар почему-то остро и ярко ощутил — уезжая из Рудослава, он уезжает домой навсегда. Потому что дом — это уже даже не место, это не розовый сад, не хата по-над рекой, не шум мотопомп на изрытых родных пятаках. Дом — возле тех, кого любишь. Однажды птице по имени Тюдор некого стало любить, и она улетела. Ее дом перестал быть домом. И в этом они похожи, всегда, оказывается, были похожи. Наверное, потому и нашли друг друга в прошлом.

А теперь у него есть Милана. Она есть! И это к ней и для нее — когда все закончится. Все, что будет после — оно к ней и для нее.

Гудок. Диванчик. Специфический запах вечно кочующего вагона, несмотря на то, что отремонтированный будто только вчера. Так и правда лишь в поездах пахнет, больше нигде. Проводница заглянула, едва тронулись. Молоденькая, востроглазая, улыбчивая. Потом был чай в стакане с подстаканником. Эти подстаканники вместо бумажных стаканчиков, обжигающих пальцы, вернули в прошлом году впервые за долгие годы. И Назар с удовольствием грелся жаром стекла, потому что пальцы были ледяные. Впрочем, перебинтованными холода не чувствовал, жгли, заразы. Лукаш отстучал, что они будут следовать от станции до станции, стараясь поспевать за поездом, потому что на какой из них появится, в конце концов, Стах — идей не было вообще. И по какой причине он до сих пор нигде не показался, даже когда до Кловска оставались последние пару часов, Назар не представлял. Единственное, что он, чувствуя себя до предела заведенным, сделал и считал, что сделал правильно — это набрал Влада, чтобы тот организовал за домом Миланы наблюдение — еще с утра, не вмешивая Дарину, вообще никого не вмешивая, чтобы не поднимали шума. Соединил его заодно с Костей, контролировавшим перемещения Миланы по городу. Да и сейчас был бы не прочь заручиться заодно помощью вездесущего и проклятущего Олексы, чтобы отправить его к ней, чтобы ни на шаг, ни на минуту не оставлял. Но вот незадача — обменяться номерами они до сих пор не удосужились, очевидно, избегая друг друга с тех самых пор, когда сцепились под Даниной больничной палатой.

А ведь хороший Олекса мужик. Правильный. По нему видно. И честью бы было дружить с таким, как он.

«После Жердевки приготовься», — прилетело ему смс. Сердце больно ухнуло, но позволить себе поддаться этому дурацкому сердцу Кречет не мог. Быстро отбил Лукашу сообщение, что Стах в районе Жердевки, до Кловска еще почти два часа без малого. А после не выдержал. Вскочил с места и сунулся к окну, напряженно вглядываясь в однообразный пейзаж. Леса сменялись полями и балками. Настойчиво и тревожно сыпал снег мелкой крупой. Ветер бешеный — гоняет эту крупу по воздуху, колбасит. Назар коснулся больной ладонью холодного стекла, остужая ее, поезд постепенно замедлял ход. По расписанию какое-то неведомое село, в котором он никогда не был. То самое, где он должен увидеть Стаха.

И телефон снова взорвался звонком. Не его телефон, а Лукашевой дочки.

— Опаздываем, встряли в грязь, блядь.

— Сильно встряли?

— Да.

— Тормозим.

— Стоянка сколько?

— Минуты две, не больше.

— Да твою ж мать!

Назар вдавил пальцы в стекло, отчего костяшки побелели. И заставил себя проговорить:

— Успокойся. Он еще не звонил. Мы его не упустим.

— Не вздумай геройствовать, слышишь? О, вроде, выруливаем.

— А мы остановились.

Сердце тукнуло несколько раз. Тишина. Полная тишина.