Солнечный ветер (СИ)

— Я слышал, ты после побега дядьки таки разогнал всю эту братию лесную?

— Просто не дал никому бразды перехватить, Балаша же поперли, а нелегальных добытчиков гоняем, они теперь боятся без крыши. Все у нас в районе будет в порядке, без лицензии больше никто не сунется.

— Отлично сработано, Лукаш.

— Стараемся.

— Спасибо тебе.

— За что это?

— За то, что я все еще могу на тебя рассчитывать.

Ковальчук вдруг смутился и улыбнулся совсем как раньше, когда они еще были подростками, даром что волосы выпадают и брюшко отрастил на домашних харчах, давно позабросив спортзал.

— Можешь, Назар. Теперь точно можешь. Друг из меня, может, не очень получился, но все я помню, не забыл.

— Да из меня тоже дружбан так себе, — вдруг заржал Назар, и ничего, кроме этого их смеха, важного уже не было. Время обнулилось. Они вернулись в исходную точку.

Спал он в ту ночь едва ли полтора часа. После ухода Ковальчука — что там той ночи осталось. Мобилизовавшийся организм не забыл безумного ритма молодости. Будто моргнул — уже поспал. И выспался.

За окном было еще темно. Назар спешно принял душ, привел себя в порядок, покинул комнату, сдав ключи дремлющей ресепшионистке. Перед самым Рудославом снова остановился — теперь на заправке, на завтрак. И мучительно ждал звонка от Стаха, потому как пора бы уже старому идиоту как-то себя обозначить — куда дальше путь держать, что дальше делать.

Шамрай-старший объявился, едва дорожный знак с надписью «Рудослав» промелькнул справа от Назара и моментально остался за спиной. Будто бы тоже ждал. Уже его томить ожиданием ответа Наз не стал, взял трубку сразу.

— Да.

— Как спалось-почивалось в придорожном клоповнике? А, племяш? — с издевкой проскрипел Стах, подтверждая подозрения Назара о тотальной слежке через телефон. Значит, все правильно.

— Не твое дело.

— Ну почему ж не мое? Я полагал, ты на полпути не останавливаешься.

— Ты прекрасно знаешь, что я еду. И времени, чтобы добраться, давал до утра. Так я добрался.

— Ну, поглядим, что дальше будет. Надо полагать, ты уже практически на месте.

— Если ты о городе, то да.

— Хорошо. Сейчас поезжай в дом егеря.

— К Бажану?

— К нему.

— Он пустой стоит?

— Да, как Бажан помер, я больше никого не брал, собак к себе перевез, сам охотился. Плохо я в своем возрасте с людьми схожусь, — хохотнул Стах.

— Хорошо, — не позволял себе никаких реакций Назар, чеканя каждое слово: — Приеду я туда — дальше что?

— А дальше я тебя перенаберу и проинструктирую. Езжай в объезд, чтоб машину в центре не приметили. И не вздумай коники выкидывать, слышишь, племянничек? Или рассказать тебе, какого цвета пижама у твоей зазнобы сердечной?

Назар непроизвольно сжал руль. Крепко-крепко, на несколько секунд потерявшись среди охватившей его смеси ярости и ужаса, что Стах слишком близко к ней, дотянется.

— Не лезь, — процедил он. — Не лезь к ним, я все сделаю.

— Да я и не лезу. Девчонка и в ус не дует, какой ты слабый, Назар. Какого слабака она выбрала. Ну да ничего, еще узнает. В общем, до связи. Через час позвоню.

С этими словами Стах отключился, и Назар перевел дух. По пояснице крупным градом бежал пот. Такого отвращения он еще никогда не испытывал. Даже в тот день, когда разыскал Даню и узнал, что вся его предыдущая жизнь была обманом. А теперь вот, выходит, маски сброшены. И Стах наконец говорит все, о чем молчал столько лет, только ответить ему нельзя.

«Следуя его указаниям» со всей дотошностью, Назар сбавил скорость и съехал на обочину. Остановился. Набил сообщение Ковальчуку. И, развернув машину, помчался в объезд городка. В чем, в чем, а в этом Стах прав. Слишком приметна его тачка для родных краев. Слишком чужеродна для пробуждающегося места, в котором он провел молодость, мечтая о том, как однажды вырвется на свободу. И ведь думал, что вырвался, а оказывается, все эти годы был на крючке.

До егерского хозяйства Назар добрался менее, чем за час, отведенный ему Стахом. Трасса здесь и среди дня не слишком забита, а уж проселочные дороги, да еще в такую рань — пустынны. Разве что грибника встретишь. Собственно, их он видел парочку по пути, а больше никого. В одинаковых зеленых дождевиках и с ведрами. Осенний лес пахнул сыростью, мхом, прелой листвой и чем-то из его памяти, о чем он и позабыл. Детством, что ли. И звуки были оттуда, те самые звуки — шелест ветвей в кронах, шепот ветра, шорох капель дождя, птичий крик — сойка где-то вскрикнула как раз, когда он захлопнул дверцу, оказавшись у ворот Бажановой вотчины, пустовавшей… сколько уже? Лет пять?