Сольник

Вышел из комы ночью,
Там где храм на крови без крова.
Капельницы в клочья,
Жить начинаю снова.

Разлетелась вода снегом,
Белой ваты жую мясо,
Волчьим, вещим дышу бегом,
Небо красное — будет ясно.

Разродилась звезда ливнем,
Порвала на ольхе платье,
Процарапав тайгу бивнем,
Воробьиною рвёт ратью.

Зарастаю забытым словом
На завалинке с домом-дедом,
Парюсь в бане, чтоб свежим, новым
Для охотника стать следом.

Хорошо бы воды холодной
Он за руку меня дёрнул.
Я ему — «Ты чего, родный?»,
А он ствол достает черный…

Закричала ворона белой,
Бессознательной, злой клятвой.
Эх, убитое мое тело,
Всё родимые мои пятна.

Новая жизнь..

поэзия

Поэзия — отдельная страна
верна
печали светлой
полна
нетронутого знания
накопленного
скрягами Вселенной.
Там жизнь странна
унылой сути нет
у здания
любовью освященного
жрецы
в одеждах — джинсы, фраки, тоги,
рога и пистолеты.
Одна судьба на всех
одна душа
дыша пространством и балетом
и верной смертью на пороге
молчащей между строк
кладет спокойно
на алтарь
исписанные листики бумаги
которые читает Бог
ухмыляясь
очередной отваге.

дуэль

…Письмо Геккерну — ярость, боль и мат,
Стакан воды с окна у «Беранже»,
Короткий разговор с Данзасом, Летний сад,
Месье Лепаж — свинцовое драже.
На Троицком мосту, в цвету — жена,
Не угадавшая ни мужа, ни судьбу,
Что отражалась на арапском лбу,
И, как часы, была заведена.
«Все решено — дуэль, я не сверну,
Пускай потом прибьют гвоздем ко дну,
Пускай распнут, повисну на ноже,
Пускай в Михайловском хоть с плугом на меже,
На Черной речке, вечером, к пяти.
Мне не свернуть и с рифмы не сойти…»

Темнело быстро, небо прятало войну,
Д’Аршиак с Данзасом втаптывали в снег
Барьер бессмертия, холодную луну,
Последний вздох и час, блестящий этот век…
Темнело быстро, и в морозный горизонт
Стучала мысль — предсказанный финал,
Лишь мерзлый ветер брил деревьев сон

А за кустом, дрожа, старик Геккерн стоял.

Удобное ли место? Все равно.
Скорее бы, уж не видать ни зги.
Дантес, подлец, желание одно —
Вогнать свинец в его холеные мозги!
Все! Начали! К барьеру! К черту страх,
Пускай убьют, любовь моя со мной,
Поплыли облака, мундиры, пальцы на курках,
Рванули кони, жизнь сворачивалась в бой…

И в дикой скачке бледных фонарей,
И в шепот нервный, мертвый у дверей,
И в клетках порванных — осиный, дикий вой…

Он знал одно, что он один живой.
Он знал одно, что он не промахнулся,

«Хотел его убить, но рад, что смерти нет,
Дай руку, друг, идем туда, где свет!
Свободен я», — и в вечность улыбнулся…

в последнюю осень

в. ц