Читаем Солнце больше солнца (СИ) полностью

Когда они вошли и он закрыл дверь, она бесшумно (была в тапочках) подбежала к окну, задёрнула занавески, шторы, включила настольную лампу. Встав перед ним, вонзив в глаза ему прожигающий взгляд, медленно обеими руками двинула по бёдрам вверх материю платья, ловко сняла его через голову - лишь секунду глаза её были заслонены. Не отводя их, кинув платье на стул, сделала шаг к нему. Его очаровали её розовые трусики с кружевами, такого он не видел и не представлял. Она в ловком приседании сняла их, бросила ему в лицо - он их поймал рукой падающими с носа, от них сильно пахло духами.

- Где твоя злоба? где хамство? - рванулся её вздрагивающий шёпот.

Неделяев, швырнув трусики на стул, скинул с себя одежду - голая дама отскочила, повернулась спиной. У него запели мускулы, всё тело разрывалось от силы: "Жопа - смерть мужикам! Только и вилять!" Дама и принялась играть выпертыми белыми тыквами, заводяще выдыхая:

- Хочется постегать ремнём? Стегай!

И он вдруг понял страстный позыв в себе - бить ремнём по этому сытому холеному бесстыжей красоты заду! Вытянув из сброшенных брюк кожаный пояс, стегнул по одному полушарию, по другому, стегал ещё, ещё. Она с чуть слышными стонами дёргала, вертела задом, заскакала на месте. Неделяев ударил ремнём почти во всю силу - нагая метнулась к кровати, встала на четвереньки, прогнула спину:

- Вьеби-и!

Он выпустил ремень из руки, прирос к ней, и будто мощный насос заработал на кровати, сотрясая её.

Потом в тишине верещал сверчок, доносились ритмичные скрипы из другой палаты. Нина, лёжа ничком рядом с лежащим на боку лицом к ней Неделяевым, прошептала:

- Я необычная. И мне нужно так, как нужно мне, а не кому-то.

Он подумал: "Не всякий станет". А вслух сказал:

- Трусы немецкие?

- Угу.

- А платье?

- И не только. Есть у меня кое-что разное из Германии, - произнесла она спесиво.

- Ты была на войне?

Она ответила с гонором:

- Мне в Челябинске дел хватало вот так! - приподняла голову, провела рукой по горлу.

"Такие, как Быков, поделились с тобой добычей, - подумал Неделяев, - может, он один из твоих ёбарей". Поколебался - спросить? И нашёл, что оно лишне.

Подошла пора для второго раза. Нина велела встать, передвинуть лампу на столе и повернуть абажур так, чтобы свет озарил то, что она предъявила, улёгшись навзничь, раскинув полные ляжки. Промежность была выбрита. Нина пальцами принялась, как это про себя назвал Неделяев, "дрочить сикель", сказала:

- Почему дом терпимости так называется?

Он, не зная, молчал, пересиливал возбуждение. Она, продолжая дрочить, приоткрывая рот в нарастающем блаженстве, выговорила с паузами:

- Там мужчина, который годен... если будет глядеть и вытерпит... выиграет деньги...

Неделяев не вытерпел (к тому же, деньги не ожидались), навалился на неё, а она вдруг охватила ртом его сосок с кожей вокруг, укусила столь больно, что он, чуть не вскрикнув, ударил её по лицу.

- Х-х-хам! зверь! бесись! - моляще выдохнула она, щипая его с вывертом ниже пупка, другой пятернёй захватывая кожу на его боку, силясь отодрать.

Он влепил ей вторую, третью пощёчину, она, стремясь вывернуться из-под него, сладострастно выдохнула:

- Насилуй меня! - и продолжала щипать.

Он схватил её запястья, оторвал от себя её руки, с силой развёл их, всунул колено меж её ляжек, которые она пыталась сомкнуть, другой ногой двинул её ногу в сторону. Женщина, сопротивляясь, напружинила тело, оторвала голову от постели и ухитрилась укусить его руку. Тогда он схватил её за горло, сдавил так, что она обмякла. Оба от усилий вспотели. Отняв от её горла одну руку, он запустил пятерню ей в промежность, раздвинул ногами её ноги, она опять стала сопротивляться, силясь сбросить его с себя, - он, наваливаясь, помогая рукой, всадил член. И тогда она, уже сама насаживаясь на него, упёрлась в постель пятками, обеими руками надавила на ягодицы Неделяева, поощрительно сжимая их мышцы. В ней оказалось столько силы, что, подмахивая, она едва не сбросила его.

В следующую ночь Нина, сняв платье и трусики, осталась перед ним в чёрных чулках, которые держались на подтяжках того же цвета, пристёгнутых к чёрному же поясу. Голые зад и петунья при этом подействовали на Неделяева по-особенному возбуждающе, белизна округлостей сводила с ума. Когда Нина стала крутиться на месте, поражая невиданно прельстительной, при чёрных чулках, наготой, он в горячечном порыве излупцевал ремнём до розовых полос её белоснежные окорока - женщина упала на кровать ничком, извиваясь, хотя он уже не сёк её, приподняла зад, подставив петунью, и принялась ловить втыки с прерывистым рыданием исступлённого наслаждения.

Перед вторым разом она научила его бить её по лицу так, чтобы не оставались синяки. Маркел Николаевич, дивясь на "блядострадалицу", был рад, что узнал - вот какие бабцы есть на свете. В паузах между "пихаловкой" она показывала похабные фотокарточки - тоже, как и остальное, из Германии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее