Солнце больше солнца (СИ)

Потный колхозник шагнул к бабе, шепнул что-то ей на ухо, она, испуганная, сказала человеку в милицейской тёмно-синей форме, с кобурой:

- Я сейчас... - побежала в дом.

Тютерев принялся говорить о значении гражданской обороны. Игумнов вынул из нагрудного кармана янтарный мундштучок, вставил папиросу, закурил. На выбритых щеках у него замечались розоватые прожилки, низы щёк были слегка обмякшие. Он искоса поглядывал на бывшего бойца и на старика, которые, кивая, внимали Тютереву.

Неделяев посмеивался про себя: "Мужик, послушай его, готов был с Америкой воевать, лишь бы сегодня траншею не рыть".

Прибежала баба, держа в руке узелок, подала милиционеру, в другой руке был ножик, она поспешила к грядкам, стала срезать пучки редиски. В узелке оказались сырые яйца.

- Ну, пора ехать, - обронил Игумнов, выпустив изо рта дым.

- Зелёного луку бы, - сказал бабе Неделяев, и она надёргала пук лука.

Трое сели в машину, Тютерев приветливо попрощался с осчастливленными его лекцией:

- Продолжайте работу, товарищи!

Виллис проехал мимо множества других семей, рывших траншеи на каждом огороде, набрал скорость, вынесся на большак, но тут водителю пришлось сбавить ход. Навстречу шли один за другим американские трёхосные студебекеры (всё то же даровое приобретение по ленд-лизу), отечественные грузовики-трёхтонки ЗИС-5, прозванные "захарами", трёхосные ЗИС-151, прозванные "утюгами" за то, что в распутицу увязали в грязи, а также рассчитанные на две с половиной тонны груза ГАЗ-51; кузова были полны солдат с автоматами Калашникова, принятыми на вооружение в 1949 году. Вездеход вкатился в облако пыли.

- Егорыч, съедь с дороги, надо отлить, - сказал Тютерев водителю.

Тот был заметно моложе двоих полковников, однако же звался ими Егорычем, как его уважительно звала молодёжь за пышные свисающие концами усы. Остановив виллис за обочиной, он вылез из него последним. Четверо (Егорыч подался чуть в сторону) встали за машиной лицами к полю высокой колосящейся ржи, расстегнули ширинки. Шум моторов глушил голоса птиц и все звуки жаркого поля, кипящего жизнью мириадов существ. Навстречу потоку грузовиков проехали почти не отличимый от виллиса вездеход Ford GRW американского, опять же, производства и тёмно-зелёный восьмиместный ГАЗ-69 с откидным задним бортом, за машинами, в которых сидели офицеры, катили тяжело гружённые двухтонки ГАЗ-63, чьи кузова скрывал брезент. Пыль густым облаком расползалась над дорогой, хрустела на зубах.

Оба полковника, Неделяев и водитель вернулись в машину, она понесла их по укатываемой гудящим транспортом дороге, через которую ни за что не пролетел бы футбольный мяч, пущенный понизу.

Остановились на контрольно-пропускном пункте, где показали документы, после чего выехали на возвышенность. Справа открылась деревня, куда устремлялся по тянущемуся от горизонта тракту поток техники: рычали, выбрасывая густые клубы серо-белого дыма, танки Т-54 с длинными стволами пушек, за самоходными артиллерийскими установками СУ-100 следовали менее тяжёлые СУ-85, глянцевито-зелёные вездеходы ГАЗ-64 тянули, в роли тягачей, 76-миллиметровые пушки, следом змеилась колонна колёсных бронетранспортёров БТР-40, за ними гусеничные бронированные тягачи буксировали гаубицы и миномёты, двигались грузовики с солдатами, бензовозы.

Маркел Николаевич, захваченный зрелищем, закидывал Тютерева и Игумнова вопросами о машинах, орудиях, которые видел впервые. Полковники в душе смеялись над дремучим провинциалом, однако отвечали охотно - кому не приятно покупаться в чувстве собственного превосходства. А его съедали удивление и любознательность, вспоминалось движение войск в этих местах летом 1920 года, когда восстал Кережков: шестёрки коней тянули трёхдюймовые пушки, тройки - зарядные ящики, по тройке или по паре лошадей были впряжены в пулемётные двуколки, шла шагом или рысила конница, пехота ехала на телегах. Иной раз встречался открытый легковой автомобиль, на нём и сейчас не худо бы прокатиться - на семиместном "рено" с шестицилиндровым мотором в сорок лошадиных сил.

Маркел Николаевич подумал: тогда ездили на французских автомобилях, а теперь своих сколько, однако же, сижу в американском. Ещё проскользнула мысль, что в то лето стрельба была настоящая, по людям, а теперь будет только учебная.

Виллис свернул с большака вправо в деревню, проходившая через неё техника грохотала, ревела двигателями, лязгала гусеницами, топила дворы в пыли, в дыму сгоревшего топлива, занимая всю проезжую часть улицы. Виллису пришлось жаться к заборам. Тютерев знаком приказал Егорычу остановиться вплотную к добротному дому, от углов которого шла изгородь. Неделяев вошёл в калитку за двумя полковниками, постучал в дверь. В доме оказалась старуха, мать хозяина, как она сказала. Стёкла плотно закрытых окон дребезжали от напиравшего снаружи стального гула и рыка. Старуха, когда к ней обращались, приставляла ладонь к уху, моргала, отвечала громким голосом. Сноха, мол, на ферме, а сын и двое внуков на задворках "копают спасательную яму".

Тютерев с улыбкой удовлетворения кивнул:

- Роют убежище!