Солнце больше солнца (СИ)

Он растроганно подумал: "До чего же я хорош тебе был, бедняжке!" Вышел из комнаты, остановился: "Никак я слёзы лью. И ведь лью!"

Ночью она умерла, он в это время спал. Поутру появилась, как всегда, Варвара, он сидел в кухне над стаканом вина и, не поднимая глаз, сказал:

- Ушла.

Она поняла, выкрикнула стенящим голосом:

- Ты хоть бы теперь не пил! - и, крестясь, пошла к телу Анюты.

А он и не пил, что-то мешало. Одеваясь, чтобы пойти сообщить о кончине жены, сказал Варваре:

- И надо ведь! В такую же пору Поля умерла - солнце грело, сугробы оседали.

- Число не помнишь?

- Да помню, - ответил неохотно, - Анюта на два дня позднее...

Посмотрел на налитый стакан, вышел на улицу. И, сам удивляясь, не пил и потом, когда готовились хоронить. Лишь на поминках пропустил две рюмки портвейна, при том что раньше красное вино рюмками не пил.

Гостей провожала Варвара, он пересел из-за обеденного за свой рабочий стол, усиливаясь прояснить нечто важное, что просилось на ум. Провёл ладонью по волосам и не ощутил их, будто ладонь была не его, и лишь когда коснулся шеи, стало чуть щекотно. Он достал рукопись, подточил перочинным ножичком стержень карандаша и плотно сомкнул веки, чтобы это помогло ловить мысль.

Помешало ненужное - фамилия "Агафонов". Откуда она? Ага! Она на обелиске, поставленном там, где когда-то был старый тополь, к которому эсеры привязали красноармейца и расстреляли за убийство их товарищей.

Вспомнилось то, что говорил ему, парнишке Маркелу, об Учредительном Собрании командир эсеровского отряда Тавлеев, какие газеты показывал. Закон о выборах был самым демократичным в мире. Большевики, хотя они уже верховодили, получили только 24 процента голосов, а эсеры - больше сорока процентов. Они, победившие, должны были формировать правительство, но большевики разогнали Учредительное Собрание, насрали на выборы, а людей, которые не согласились и вышли под красными знамёнами на улицы Петрограда, Москвы, стали убивать.

Маркел Николаевич достал бумаги Кережкова, стал читать перепечатку из газеты "Дело Народа" от 7 января 1918 года:

"Без предупреждения красногвардейцы открыли частый огонь. Процессия полегла. Стрельба продолжалась по лежащим. Первым был убит разрывной пулей, разнесшей ему весь череп, солдат, член Исполнительного Комитета Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов 1-го созыва и член главного земельного комитета тов. Логвинов. В это время началась перекрестная стрельба пачками с разных улиц. Литейный проспект от угла Фурштадтской до угла Пантелеймоновской наполнился дымом. Стреляли разрывными пулями в упор..."

И ведь никто ныне не знает про ту кровь, сказал себе Маркел Николаевич. Знают, что демонстрации рабочих расстреливают в других странах капиталисты-монополисты. Ему известно о монополиях из учебника, по которому учился в школе сын Лев. Картели, синдикаты, тресты. Монополия на власть. "Вы - те же самые монополисты!" - осенила мысль о том сорте лиц, из которого образуется кучка правящих страной с 1917 года. Восхваляют Горького назвали его именем город, а вот что Горький написал в восемнадцатом году!

Он взял перепечатку:

"Правда" лжет, когда она пишет, что манифестация 5 января была сорганизована буржуями, банкирами и т. д., и что к Таврическому дворцу шли именно "буржуи". "Правда" знает, что в манифестации принимали участие рабочие Обуховского, Патронного и других заводов, что под красными знаменами Российской социал-демократической партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василеостровского, Выборгского и других районов. Именно этих рабочих и расстреливали, и сколько бы ни лгала "Правда", она не скроет позорного факта".

Тогда-то не могли скрыть, но затем скрыли. У вас для этого было и есть достаточно всего, помимо газеты "Правда", - Маркел Николаевич вообразил кучку правящих. - Был тарантул человеческих душ Москанин и сколько ещё таких? Вы - те же акулы империализма, только умеете притворяться, наводить тень на плетень так, как не умеют ваши подобия за границей.

Когда, как пишет Горький, вы расстреляли демократию, у огромного населения не стало политического органа, чтобы выразить свою волю. С этой точки всё и пошло, с населением поступали, как с мириадами сусликов. Продразвёрсткой обрекали деревню на голодную смерть, на поедание трупов, на людоедство. Потом обездолили лучших хозяев, отправили в тайгу, в тундру, остальной народ загнали в колхозы, совхозы и снова морили голодом. Ненасытные монополисты, вы захватили все заводы, фабрики, рудники, железные дороги, весь транспорт, магазины, всё - вплоть до парикмахерских, до каждой городской квартиры. Но вам нужно было и небо, и вы взорвали над густонаселённым краем атомную бомбу, а через недолгое время на территории по соседству произошёл взрыв ещё ужаснее.

Неделяев понял, о чём теперь будет писать. Если Москанин внушал идею неслыханного оружия всемирного господства, то он напишет, что Кережков спасся, и через него станет указывать на кое-что иное всемирное. Об этом будет последняя глава его книги.