Солнце больше солнца (СИ)

- Так, так, так... со всем семейством, значит? А куда, не скажете?

Человек чуть прищурился, припоминая.

- Кажется, в Анапу.

Неделяев как будто бы слышал название. Спросил:

- Что это?

Новый лесничий улыбнулся.

- Город на черноморском берегу, - и добавил: - Извините, я занят, обустраиваюсь. Чем-нибудь могу помочь?

Маркел Николаевич развел руками, поблагодарил:

- Ну, хоть буду знать, где он. Дружили мы.

Развернул мотоцикл, дал ходу, ощущая голодное посасывание в желудке: впервые за столько лет возвращался этой дорогой, не пообедав. Думал о друге с обидой: "Прощальной записки не послал!" Тут кольнуло - а не заболел ли он тем самым, чего боялся и чего я боюсь? В таком случае, если об отъезде писать, то надо сказать и о болезни, а это - растравление души.

Маркел Николаевич перестал серчать на друга. Мотоцикл съедал километры, сильный встречный ветер нагнетал упрямство решения: надо смазывать пятки салом! Вон Борисов-то как опередил. Нечего ждать, когда сын переберется в Кузнецк, дом для покупки можно и самому найти.

114

Приехав к себе, поев, Маркел Николаевич прикинул, что он возьмёт в новое место обитания. Тут опять заболела голова, он обмотал её мокрым полотенцем и обратился к своей книге.

Новые листовки, которые получил Кережков, били призывами: "Люди, мы не суслики, чтобы сидеть в норах! Все на улицы! Даёшь запрет атома!" Маркел Николаевич нашёл уместным эсеровский лозунг "В борьбе обретёшь ты право своё!" и написал, что он напечатан всеми прописными буквами. "У акул любой масти отнимем монополию власти!" - добавил от себя.

Утром поехал в Сорочинск, подал рапорт об увольнении со службы, объяснив: потерял двух жён, в свои немолодые годы одинок, разбит и хочу поселиться рядом с сыном, который переезжает в Пензенскую область. Ему сказали: "Смотри, совсем не спейся!" И ещё он услышал: "Родину, значит, кидаешь?" Тогда он, имея в виду не то, что он покидает здешние родные края, а то, что его герой вынесется за пределы СССР, произнёс: "Да, приходится покинуть Родину - планета больше неё!" На него посмотрели с выражением: "С твоей головой всё ясно".

Он сдал милицейскую форму, за исключением хромовых сапог, табельный пистолет Макарова, казачью винтовку, с которой в конце 1920 года прибыл в село на должность надзирателя милиции. Утаённый в свое время пистолет ТТ-33 с четырьмя патронами приберёг.

Когда передал должность назначенному в Савруху милиционеру, все уже знали - "Неделяев продаёт дом со всей обстановкой". Председатель колхоза Александров позвал Маркела Николаевича к себе в правление, сказал, что его брат в деревне живёт, а хочет жить в их селе.

- Ты с ним сладься насчёт дома.

За торг взялась Варвара, заявив Неделяеву:

- Ты уж больно ехать торопишься - продешевишь. А я не дам!

Она заметила, как покупателю понравился дом, и, торгуясь, весьма выгодно уговорилась о цене за него и за каждую продаваемую вещь. Маркел Николаевич с покупателем ударили по рукам, выпили "столичной". Деньги Неделяев положил в сберкассу, взял чек на предъявителя, чтобы получить их в Кузнецке. Отдал Варваре одежду Анюты. Еще когда мебель, вещи не были проданы, сказал: "Бери что нравится!" Варвара отказалась, у неё потекли слёзы. Попросила:

- Как только там дом купишь, позови меня.

Ему не хотелось её общества, пришлось соврать:

- А что... и позову.

Во все эти хлопотные дни он урывками продолжал заниматься книгой. Написал, что герой на мотоцикле въехал в Москву. Поскольку автор в ней не бывал, видел её лишь в киножурналах, которые показывали в сельском клубе перед кинокартинами, то обошёлся фразой: "Кережков доехал до середины многолюдной Красной площади и остановился". Он разбрасывал листовки и кричал людям: "Знайте то, что засекречено!", "Докажите, что вы не суслики!", "Человек - это звучит гордо!", "Долой акул из Кремля!"

Кережкову, живи он сегодня, было бы не менее семидесяти пяти, но автор этого не признал, отметив, что его герой "силён и с громким голосом".

Кто-то, написал Маркел Николаевич, завопил, что надо задержать его. "Однако, - указал автор, - вопля не слышали те, кто должен задерживать".

Изучивший глобус и карту, которые остались от сына, Маркел Николаевич наметил путь Кережкова за западную границу СССР через Польшу, через Восточную Германию, занятую советскими войсками, в Германию Западную, во Францию, а какие ещё будут страны, он напишет, мол, после. Маршрут требовалось хотя бы кое-где привязать к городам. Маркел Николаевич, зная их немного и не желая водить пальцем по карте, счёл, что достаточно после Москвы указать Смоленск, потом уже пойдёт Польша с её известной столицей Варшавой, а там уж, так и быть, не миновать помощи карты.

Итак, когда, согласно рукописи, Кережков приближался к Смоленску, улаженные дела, наконец, позволили автору и самому сорваться с места. На исходе последней ночи в не своём уже доме голову изнутри распирала тяжесть, будто в ней зрели гром и молнии подбиравшейся июньской грозы, но Маркел Николаевич как положил себе вечером подняться в половине пятого, так не промешкал и секунды.