Читаем Солнце больше солнца (СИ) полностью

Читали постановление в "кабинете" Неделяева, и один из чекистов спросил Пономарёва, расстреливать ли посреди площади или у стены церкви. Тут вдруг заговорил Неделяев:

- Сделать на площади - это вроде как они представляют всё село. Много им чести, да и село наше - советское, не виноватое. Надо сделать во дворе Ременникова, главного виновного. Люди соберутся и в соседних дворах и на улице, там место открытое, отовсюду будет видно.

Пономарёв поправил очки, всем видом показал, что размышляет. Затем сказал так, будто Маркел не говорил этого:

- Произведём в усадьбе Ременникова!

У Маркела между тем имелась иная, чем он привёл, причина для предложения. На площади расстреляли приговорённого эсеры. Маркелу же страстно желалось взять как пример казнь Данилова потрясающим Львом Павловичем Москаниным.

Начищенная медная пряжка на поясе Маркела звеняще сверкала на солнце, вскипала слякоть под чавкающими сапогами команды, которая вела пятерых к дому Ременникова. У заборов ёжились тощие подушки ноздреватого снега, и Маркелу вспоминалось: он и Фёдор Севастьянович Данилов в его последний день несут из кухни в свинарник вёдра с тёплым кормом, хозяин произносит: "Солнышко взялось припекать! Сугробы-то как уварились!"

Неделяев заглядывал в потухше-пепельные лица ведомых на казнь, пытался уловить в них какое-то движение жизни, представить, как кто-то из них говорит что-то - что? просит пощады, проклинает? или (он внутренне усмехался) замечает, что весна-де нынче дружная?..

Председатель сельсовета, который с кучкой мужичков, готовых прислужиться, оказался уже во дворе Ременникова и заглядывал в пустой хлев, пошёл навстречу команде. Неделяев требовательно обратился к нему:

- Весь народ надо собрать!

- Собираем, как положено! - ответил Авдей Степанович тоном распорядителя, привыкшего вершить немалые дела, широко повёл рукой вправо и влево: из-за заборов смотрели сотни глаз.

Входили люди и во двор вслед за командой, подгоняемые помощниками Пастухова; кто-то останавливался на улице, следя оттуда.

Неделяев повернулся к Пономарёву и, указывая на хлев, сказал:

- Вот тут у стены их и поставить...

Чекист в белой папахе, уперев руки в бока, не возразил. Маркелу зудяще хотелось заставить обречённых копать себе могилу, как копал Данилов, но во что превратит двор захоронение пятерых? Всё же он не удержался, тихо, чтобы другие не слышали, спросил Пономарёва:

- Наверно, не надо, чтобы они тут себе могилу рыли?

Тот отрицательно мотнул головой.

- Не место здесь для трупов. Их отвезут на кладбище.

Маркел кивнул, сказал как набивший руку на подобном:

- Надо десять стрелков. Пять стрельнут с колена, пять - стоя за ними. Чтоб коленом не на мокрое - солому принесут.

- Исполняйте! - произнёс человек в сверкнувших на солнце очках. Оставаясь главным, он предоставил Неделяеву роль устроителя казни.

Неделяев принялся распоряжаться милиционерами, проследил, чтобы пятеро казнимых были подведены к стене хлева, встали лицами к ней левее распахнутой двери, чтобы Ременников встал от неё третьим, в середине. После этого Маркел приказал мужикам, помогавшим Пастухову, набросать солому на место, откуда милиционеры будут стрелять с колена. Спросил Авдея Степановича:

- Жена Ременникова всё лежит?

- Встала, вон она, - председатель сельсовета показал рукой на открытое окно избы, за которым стояла женщина в тулупе.

- Пусть избу запрут, чтоб не выбежала, не внесла сумятицу, - велел Неделяев, помнивший, как Москанин, перед тем как убить Данилова, приказал его жену запереть во флигеле.

На крыше хлева дотаивал снег, с её края срывались капли взблескивающей завесой. Милиционеры с винтовками переминались с ноги на ногу, окуриваясь дымком самокруток. Держась от них и от приговорённых не ближе, чем в пятнадцати шагах, росла толпа; народ, всё прибывая, почти запрудил улицу.

Маркел поинтересовался у Пастухова:

- Где сынок Ременникова?

Авдей Степанович указал взглядом на столпившихся во дворе: две женщины в первом ряду придерживали плачущего мальчика.

- Пусть уведут его? - спросил Пастухов.

- А вот и нет! - с задорным торжеством воскликнул Неделяев. - Всем смотреть, так всем! Надо, чтоб запомнил, как отец получил заслуженное!

Маркел заметил среди теснящихся фигур Гаврюшу, глядящего со всецело поглотившим его интересом.

Пришли секретарь партийной организации Овсухов и председатель ревкома Атьков, оба крепкие, сытые, в красноармейских суконных остроконечных шлемах, в шинелях, перетянутых ремнями с чёрными кобурами. Овсухов, бритый, тугощёкий, с полными чувственными губами, встал справа от Пономарёва, Атьков встал слева: у него редкие едва заметные брови и густые рыжеватые усики под носом, по которым он, как говорили, проводит щёточкой, сбрив щетину над уголками рта.

Овсухов негромко сказал Пономарёву:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее