- Я выступлю. - Он повёл взглядом по сторонам и начал, то обращаясь к толпе во дворе, то - к толпе на улице: - Граждане и товарищи! Постановлено расстрелять вот этих, - согнув руку в локте, подняв кисть над плечом, указал ею назад на спины пятерых, стоящих перед стеной хлева, - этих врагов, которые замышляли и готовили восстание против советской власти. Пусть будет никому не повадно замышлять происки. У нас, коммунистов, суд справедливый!
Он замолчал, и Атьков, повернув голову вправо и влево и глядя на людей на улице, прокричал:
- Завоевания революции священны, и если кто посягает на них, умрёт!
В грянувшую, будто гром, тишину врезался выразительно жёсткий голос Неделяева:
- Кара без пощады ждёт каждого, кто помешает нам идти на свет маяка всемирной победы! Глядя на смерть врагов, глядите на маяк!
Маркел сейчас чувствовал себя Москаниным, упоение этим чувством рождало в нём столько щекочущей лёгкости и силы, что ему казалось - он может (лишь вздох поглубже!) взлететь. С видом дикой решимости он, быстро тыча пальцем, выбрал из многочисленной команды пятерых милиционеров, которые с винтовками в руках встали коленом на солому, указал ещё четверым встать в ряд позади; до осуждённых, стоящих к ним спиной в недвижном страшном ожидании, было шагов восемь. Маркел, сбрасывая с плеча ремень винтовки, повернулся к Пономарёву со словом "скомандуйте!" и занял середину между готовыми стрелять стоя - двое справа от него, двое слева.
Пономарёв, в новом жёлтом полушубке, в белой папахе, в очках, выкрикнул, перемежая слова паузами:
- Готовсь! Цельсь! Пли!
Воздух дрогнул, пробитый десятью хлёстко слившимися ударами, миг спустя пятеро лежали у стены хлева. Неделяев, стрелявший в Ременникова, закинул винтовку за спину, извлёк из кобуры наган, устремился к упавшим и, переходя от одного к другому, каждому пальнул в голову. От толпы во дворе, от скопившихся в соседних дворах, от народа на улице нахлынуло неясно-смутное, глухое всеохватывающее "А-аа-ааах..."
56
Вышло так, что волостной милиционер Маркел Неделяев, потеснив остальных лиц, впечатляюще выделился в деле Ременникова и расстрелянных с ним, благодаря чему молва задним числом подняла роль милиционера в захвате банды Шуряя, расцветила разоблачение семейной пары, поедавшей покойника-кума. Все три дела, в особенности, оконченное принародным расстрелом, превратили Неделяева в мрачнейшую местную знаменитость самого опасного толка.
Когда он шёл по селу из дома в своё служебное помещение в бывшей шорной мастерской, в него впивались взгляды из окон, из-за заборов и плетней и не отрывались, пока фигура в длиннополой шинели, в серой короткого меха папахе не скрывалась из виду. На своей выносливой саврасой лошадке он отправлялся по деревням замордованной волости, выискивал мальчишек, подобных Гаврюше, и куском варёного мяса обеспечивал, как он выражался, ведение разведки.
Но ни от Гаврюши, ни от новоявленных разведчиков больше не перепадало вожделенной зацепки, никому не удавалось услышать ни слова о власти. А вскоре Неделяеву стали передавать слова, отнюдь его не радующие: люди говорили власти "спасибо".
Вожаки большевиков убедились, что крестьянские восстания, которые всё чаще, всё размашистее встряхивали страну, предвещают всеобщий голодный мужицкий бунт, когда неминуемо полыхнёт пламя в армейских частях, как оно недавно полыхнуло в Кронштадте. И 14 марта 1921 года X съезд РКП (б) ослабил вожжи, от крутого спуска своротив вправо на дорогу новой экономической политики. Продразвёрстку, которая, как объявлялось, изымала у крестьян семьдесят процентов зерна, а на самом деле часто вывозила почти весь хлеб, отменяли. Теперь деревня должна будет отдавать только тридцать процентов своего хлеба, что назвали натуральным продовольственным налогом.
В народе стало слышаться слово "облегчение", до которого, однако, живи не доживёшь. Не у всех найдётся что посеять, а кто и посеет, дотянет ли до урожая? Да каким ещё он окажется? И покамест от слабости медленные в движениях люди, говорившие еле слышно, чтобы не тратить силу на голос, пили воду, которую жадно всасывал пустой желудок, - и кто раньше, кто позже пил её в последний раз.
Солнце глядело всё задорнее, но многие мёрзли, и когда лето стало теснить их в объятиях, оставались в полушубках, не потея. А Маркел Неделяев ходил по своему двору в ситцевой рубашке, и лицо его легко влажнело от солнца и внутреннего жара. Лесничий Борисов, которому не откажешь в чуткости к славе Неделяева, заботился, чтобы дружба с нужным человеком крепчала, и Маркел, посещая дом под шатровой крышей у стоящих стеной сосен, наедался под завязку снеди, приготовленной Авдотьей, увозил домой в притороченных к седлу торбах тушки зайцев. На исходе июня он стал принимать от Авдотьи вдобавок берестяные коробы с зелёными сыроежками, с золотисто-янтарными маслятами, с подгруздками. Помощник лесничего бородач Влас нередко ночью, "чтобы, кто не надо не взыривался", на телеге привозил Неделяеву ободранного барсука под рогожей.