Читаем Солнце больше солнца (СИ) полностью

Женщины уговорили Маркела согласиться на привилегию "полакомиться", и он сначала сгребал пенку с тарелки чайной ложкой, а затем собирал остатки мякишем белого хлеба. "Девку родит - ну и что? В другой раз будет парень", - думал за этим занятием довольный жизнью хозяин добротной избы, сада, огорода.

И так же, год спустя, посматривая на Полю, которая, уже без живота, с большими налитыми молоком грудями, помешивала варенье ложкой, он лакомился пенкой отцом недавно появившейся девочки. Он назвал её Виктория - Победа, - после того как в Сорочинском в библиотеке поинтересовался значениями имён. Девочку, когда Поля хлопотала по хозяйству, нянчила Потаповна, её отпустила грудная, казавшаяся смертельной хворь, окрепли руки, ноги, и по виду не такая уж и старуха гладила стираное бельё, подлатывала изношенную одежду, начищала Маркелу сапоги.

Его место службы теперь впрямь смотрелось кабинетом: председатель сельсовета исполнял требования, как мог. Кирпичные стены внутри были заново оштукатурены, покрыты масляной коричневой краской на полтора метра от пола. Неотразимое значение обстановке сообщал светло-коричневый массивный с двумя тумбами стол, все выдвижные ящики которого запирались ключом. Стул у стола стоял тоже тяжёлый, с высокой спинкой, с кожаным сиденьем.

Позади свежая краска покрывала дверь в помещение, где два с лишком года назад помучились приговорённые к расстрелу; сейчас тут стояла скамья. Как сказал Неделяев, здесь будут сидеть хулиганы, а также арестованные, которым предстоит отправка в Сорочинское. Покамест помещение пустовало. Стена отделяла его от другой половины здания, в которой разместилась лавка по приёму утильсырья. Часть стены заслонял щит из серой жести, и только посвящённые знали, зачем он тут. Щит двигался в желобах, и, если его отодвинуть, за ним окажется дверь, тайно соединяющая владения милиции с лавкой. В ней, где, помимо тряпья, ломаных изделий из железа, прочего разнообразного хлама, лежали кипами собачьи шкуры и кошачьи шкурки, хозяйничал хитроглазый мужичок Смулов, от холодов до холодов не снимавший с лысой головы соломенную шляпу.

В лавку заходил будто что-то принёсший Гаврюша или кто-то из других подростков-разведчиков, целый штат каковых завёл Неделяев, и тогда Смулов, умевший держать рот прихваченным суровой ниткой, по проходу меж столами с грудами утиля проныривал за этажерку, заваленную им же и скрывавшую заднюю дверь. Отперев её ключом, который был ему доверен под расписку, отодвинув жестяной щит, он крадком пересекал "холодную" и через замочную скважину смотрел в кабинет Неделяева - нет ли посетителей. Если их не оказывалось, Неделяев слышал тихий условный стук, после чего в "холодной" происходила беседа с разведчиком.

Маркела сейчас интересовало то, что пахло характерным многообещающим дымком. С обилием зерна у селян росла на сытый желудок забота о веселье души, из хлебной браги выгонялось всё больше сладостной кружащей голову слезы. Власть требовала от милиции искоренять недуг слезоточивости, и Маркел узнавал от своих разведчиков, в какую избу стоит нагрянуть. Варёное мясо нынче не манило, как прежде, и за работу он выдавал мальчишкам поштучно папиросы, привозя их коробками из Сорочинского, а также доверял подержать в руках свой наган, что имело несравненную цену.

Он не уведомлял начальство о методе, но зато щепетильно указывал число и размеры сосудов, в каких обнаруживал самогонку. Начальство отмечало, что Неделяев застукал больше самогонщиков, чем остальные милиционеры района, вместе взятые.

Между тем он видел: некоторые селяне строят новые амбары, обзаводятся второй, третьей лошадью, с пастбища к родным воротам возвращаются, отгоняя хвостами мух, по три, четыре, а то и по пять коров, при них тёлки и бычки; овцы во всех хозяйствах плодятся так, будто звёзды вправду услышали заветное слово. Проходя по селу, Маркел улавливал доносящийся из открытых окон запах румянившихся пирогов, которые будут есть с каймаком, и переживал: "Сусликам всё лучше, а мне?"

Однажды, поймав мужика на выгонке запретного питья на продажу, Маркел произнёс: "Пожалеть тебя, что ль?" Мужик, ждавший, что сейчас его прибыль уйдёт в землю, а самого его притянут к суду, смотрел с дрожью на страшного человека, уверенный - тот издевается. А человек спокойно сказал: "Хочешь и вперёд жить, как жил, постарайся - я укажу, как!"

Разговор повторился со вторым самогонщиком, с третьим, и во двор к Неделяеву зачастили мужики с плотницким и иным инструментом, сюда стали подъезжать телеги с брёвнами, с досками, с кирпичом. За пару лет изба раздалась на две комнаты с обогревающей их печкой, со стороны кухни приросли отделённые от неё коридорчиком кладовая и удобная уборная, в которой не пристраивались на корточки, а садились на сиденье: широкую гладкую крашеную доску с отверстием.

Неделяев велел Поле завести трёх коз с козлом, корм для них заготавливали те же помощники, которые превратили избу в дом под железной крышей. Их жёны скромно переступали порог с подношениями: с топлёными сливками, с почками только что зарезанного барана.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее