Солнце и смерть. Диалогические исследования

П. С.: Целиком и полностью относится к античному глобусу эфира в аристотелевской системе мира – однако к современному глобусу Земли применимы, конечно, иные законы. Когда мы сегодня говорим о глобусе, то подразумеваем образ Земли. У нее есть атмосфера, но сама она уже не является оберегающей. Она – непроницаемый объект и не может служить сохраняющим вместилищем для живых существ. Обособившийся от глобуса небес глобус Земли выражает нечто, совершенно противоположное тому, что когда-то выражали два глобуса вместе. Вид небесного глобуса когда-то побуждал людей становиться оптимистами – поскольку оптимизм есть мыслительная операция, которая основывается на предписании: «Прекрати представлять сферу как внешний предмет; уясни себе, что ты существуешь внутри шара, внутри оптимизма». Небо с необходимостью выступает как хранилище, куда помещено все, как вместилище для всего: и это – благая весть для тех людей, которые еще способны верить, что пребывание внутри чего-то в качестве содержимого означает «бытие-в-порядке». Люди, созерцавшие небесный шар, подводились к пониманию того, что они существуют внутри. Небеса – это не что-то такое, куда можно попасть, как то подразумевается в христианстве, а место, альтернативы которому просто нет. В соответствии с каноном древней сферологии, мы всегда пребываем в небесах, всегда внутри их, всегда объяты ими. Небеса и космос – синонимы. И постольку, поскольку мы – в мире, мы, в известном смысле, пребываем среди небес, в месте, где существует наилучший из возможных порядков – разве что только на самой худшей из наилучших позиций, как уже было сказано, – в центре, то есть в самом низу, где завершаются движения, ведущие к концу, и где царит смерть. Древние рассуждали о космосе и обо всем, что есть там, наверху, потому что хотели показать – здесь, внизу внутри, существует пространство, где обеспечены гарантии иммунитета для израненной, поврежденной жизни. Употребление космологических понятий всегда было психо-космо-терапевтическим ходом в игре. Это можно видеть еще при возрождении в начале Нового времени фаустовской науки магического толка. Впрочем, я убежден в том, что догма Ницше о вечном возвращении была не чем иным, как запоздалой реконструкцией античного мышления о мире. Ницше проделал анахронический эксперимент с античным интегральным приятием мира – и ему пришлось с трудом пробиться к этому результату. Античность виртуально завершилась только в 1880 году в Сильс-Марии. Ее главная идея – замкнутое кольцо вечности – была эксплицитно сформулирована лишь многие века спустя после того, как она отгорела и затухла в реальности. А ясно помыслена с таким запозданием она могла быть, вероятно, только потому, что наступила ситуация, приглашавшая к сравнению великих формул: когда поблекла звезда спасения, стала снова видна ее противоположность – кольцо вечности.

Если мы, в противоположность этому, показываем современному человеку шар, изображающий Землю, то мы, как уже было сказано, информируем его о проигрышности пребывания здесь. Ведь de facto мы говорим ему нечто вроде следующего: можешь делать все, что тебе угодно, – ты будешь всегда существовать только на внешнем краю этого шара. Ты – экзистирующий, потому что ты пребываешь на периферии шара, на его поверхности, вне его. Глобус Земли говорит о том, что люди утратили существовавшую у них в Новое время привилегию бытия-внутри. Глобус Земли, следовательно, несет информацию, противоположную той, которую нес глобус небес: мы не можем уже быть внутри, мы на все времена обречены быть снаружи и на краю. Как на то указывает само понятие «экзистенция», мы – существа, вытолкнутые на поверхность, или существа, не-содержащиеся-внутри. Смерть у нас представляется двойственно: мы можем не только погрузиться обратно в матрицу Земли, как думали древние, но можем и пропасть, если какая-то сила унесет нас ввысь и нас поглотит враждебный космос. Как известно, мы, по Хайдеггеру, пребываем в Ничто «снаружи» – или, иначе, мы «вобраны» в него, «поглощены им»: налицо два словесных выражения одного и того же, потому что в современную эпоху уже и в самом деле неизвестно, вобраны мы во в-мире-бытие или, скорее, выброшены во в-мире-бытие. Речь как раз и идет о том замешательстве, которое становится понятным при взгляде на глобус Земли: тут-то и обнаруживается, что бытие-снаружи <Земли> и бытие как принадлежность <к ней> – это одно и то же.

Г. – Ю. Х.: Вся проблема, мне кажется, сводится к ограниченности нашего восприятия. Нам трудно мыслить одновременное. С точки зрения космологии нет разницы между внешним и внутренним.