Солнце и смерть. Диалогические исследования

Классические примеры этого типа представлений о пространстве душ мы находим в религиозной традиции и в литературе по философии религии. Как Вы знаете, я дал себе труд во Введении к первому тому «Сфер» несколько неортодоксально прочесть библейское известие о сотворении мира, показывая, почему Адама пришлось создать именно как керамическое полое тело и почему бог в Книге Бытия столь настойчиво характеризуется как горшечник, а стало быть, как демиург, смоделировавший первого человека исключительно из глины, а не из какого-то иного материала. Причина этого – в том, что люди свою первую идею бытия-полым, бытия-хранилища, бытия-проводника, через которого что-то передается, воплотили в производстве керамических сосудов. Все медиатеории, даже, вероятно, вся техника вообще основывается на элементарнейшей и гениальнейшей идее раннего человечества – на идее изготовления сосудов. Она имела своим последствием то, что и человека стали мыслить, исходя из принципа сосуда. Создавать людей – это значит в первую очередь создавать сосуды. Бог Библии лишь керамически корректно следует этому принципу. То, что позднее назовут метафизикой, – это, собственно, метакерамика. Бог, как известно, создал человека по образу и подобию своему, но человек подобен Богу как раз только тем, что и он тоже – полый: ведь быть полым означает иметь способность пропускать что-то через себя, позволять чему-то через себя проходить. Быть полым – это первейшее требование к душе и к Богу. Если бы человек был только компактным, плотным телом, ему бы пришлось остаться в неподобии Богу – как и всей прочей непроходимой материи, неспособной ничего пропустить через себя. Только не обладая массой, будучи немассивным, можно уподобиться проницаемому – скажем так, духу. Лишь вследствие того, что Адам был полым, лишь потому, что он имел свойства сосуда, этот глиняный человек, этот вылепленный андроид получил шанс стать подобным Богу. Подобие Богу заключается, как было сказано, не в чем ином, как в этой благословенной внутренней пустоте избранного. Если в эту пустоту вдохнуть что-то, возникнет порыв, из которого, в свою очередь, возникнут язык, одушевленность, интенциональность, способность сосуществования с другими субъектами (Ko-Subjektivität).

Чем глубже вникаешь в эту историю, тем яснее становится видно, что и сам Бог отнюдь не мог существовать до выражения его в дыхании, которым он вдохнул душу в Адама. При критическом прочтении известия о сотворении выходит, что Бог существует только как кажимость до сотворения человека, но в действительности возникает только одновременно с ним, а именно – из акта инспирации, вдохновения, которым Он обменивается с Адамом. В тот момент, когда в Адаме откликается резонансом этот акт и в нем просыпается «живая душа», Бог, в свою очередь, только и становится сущим. Но не может иметь никакого существования до резонанса. Вдыхание-вдохновение, следовательно, отнюдь не процесс с односторонним движением – скорее, Бог и человек возникают одновременно в замкнутом круге диадического резонанса. Об этом, я полагаю, непринужденно свидетельствует уже сам библейский миф.

Тем самым мы обосновали и утвердили концепт «первичной пары» с опорой на респектабельную мифологическую версию. Теперь уже не слишком трудно сделать следующие шаги, которые приведут нас к современным пониманиям человеческих глубинных связей. Я вспоминаю сейчас в первую очередь о том, что на протяжении жизни двух последних поколений было открыто психоаналитическими и палеопсихологическими исследованиями, вспоминаю об этом импозантном комплексе познаний о психодинамической ткани отношений между матерью и ребенком на ранней стадии – я имею в виду здесь только течения пренатальной и перинатальной психологии, связанные с именами Густава Ханса Грабера[149] и Людвига Януса[150], которые в последнее время развились в консолидированную дисциплину. То, что было постигнуто за последние пятьдесят лет в первичном диадическом пространстве, просто не смогут себе представить большинство современников. Я вспоминаю работы А. Кафкалидеса[151], Б. Грюнбергера[152], Ст. Грофа[153], А. Томатиса[154], Л. Демоса и других. Тем не менее в сциентистских культурах едва ли кто-то хочет знать, что именно было здесь открыто. И так называемая Критическая Теория занимает по отношению к этим вопросам откровенно реакционную позицию. Если хорошо подумать, то неизбежно придется констатировать, что современные бизнес-общества дружно объявили бойкот гуманитарно-научному знанию. Они не хотят ничего видеть и не желают ничего слышать о том, что открыли первопроходцы психологии, этнологии, пренатальных исследований, нейролингвистики, психоакустики. Если бы это все было воспринято, индивидуалистический разлад внутри закованного в броню большинства остался бы в прошлом.