Солнце и Замок

Мальчишка, опуская на пол поднос, украдкой оглянулся на караульного из подмастерьев, прислонившегося плечом к стене неподалеку.

– Нет, что ты! Тебя просто увозят куда-то еще. Сегодня за тобой флайер с преторианцами прилететь должен.

– Флайер?

– Ну да – наверное, чтоб армию мятежников по воздуху миновать. Ты на таких летал хоть разок? Я только взлет и посадку издали видел. Страшно, должно быть…

– Так и есть. В первый раз наш флайер сбили, а после я летал на них часто и даже сам выучился управлять, но, если честно, от страха избавиться это так и не помогло.

Мальчишка кивнул.

– Вот и мне страшно… но попробовать все равно хочется, – признался он и неловко протянул мне руку. – Удачи, Севериан, куда бы тебя ни увезли.

Я осторожно пожал его руку. Ладонь мальчишки оказалась изрядно грязной, однако сухой и очень узкой.

– Душка, – сказал я. – Это ведь не настоящее имя, верно?

– Нет, прозвище, – осклабившись, подтвердил мальчишка. – Воняю, говорят, очень уж духовито.

– Вот как? Я никакой вони не чую.

– Сейчас еще не холодно, – объяснил он, – можно купаться ходить. Вот по зиме с мытьем становится туго, а работы задают – о-го-го.

– Как же, помню. А зовут тебя?..

– Имар, – назвался мальчишка и, вздрогнув, отдернул руку. – Ты чего на меня так смотришь?

– Коснувшись твоей руки, Имар, я увидел сияние самоцветов над твоей головой. Похоже, размывать меня начинает… растягивать во времени – или, вернее, я сам начинаю осознавать, что растянут вдоль тока времени от начала до конца, как и все люди на свете. Странно это, однако ж – встретиться с тобою вот так…

Тут я осекся, словно мой голос сбился с толку, запутался в буйном водовороте множества мыслей.

– А может, на самом деле здесь ничего странного и нет. Ведь нашими судьбами явно управляет некто – или нечто – высшее… выше даже самих иерограмматов.

– Что ты такое несешь?

– Слушай, Имар. Придет день, и ты станешь верховным правителем – монархом, хотя назовешь себя, думаю, по-другому. Постарайся же властвовать во имя Урд, а не просто именем Урд, подобно многим и многим. Правь справедливо, праведно – по крайней мере, насколько позволят обстоятельства.

– А-а, это ты шутишь так, – протянул мальчишка.

– Вовсе нет, – отвечал я. – Правда, знаю я всего-навсего, что правителем ты непременно станешь, а однажды, переодевшись, долгое время просидишь под платаном… но эти две вещи известны мне наверняка.

Как только мальчишка, сопровождаемый подмастерьем, ушел, я спрятал нож за голенище сапога, прикрыл рукоять краем штанины, а покончив с этим, в ожидании уселся на койку и задумался о нашей беседе.

Разве не может Имар взойти на Трон Феникса только из-за того, что некий эпопт – то есть я – сие напророчил? Насколько мне известно, в хрониках такой эпизод не отмечен… Может статься, я только что сам создал истину? А может, Имар, решивший, будто оседлал судьбу, не сумеет, а то и поленится напрячь все силы ради блестящей победы?

Как знать, как знать… что, если завеса тайны, охраняемая Цадкиэль, укрывает будущее даже от вышедших из его туманов? Настоящее, оставленное впереди, вновь превращается в будущее; я же, покинув его, канул в глубины прошлого, к нашему времени сделавшегося чем-то наподобие мифа…

Стражи тянулись одна за другой лениво, словно муравьи, ползущие сквозь осень к зиме. Наконец, твердо решив, что Имар все перепутал, что преторианцы явятся по мою душу не сегодня, а завтра – а то и не явятся вовсе, я подошел к иллюминатору и выглянул наружу в надежде развлечься суетой немногочисленных обитателей Цитадели, заглянувших на Старое Подворье по каким-либо насущным делам.

Над мостовой покачивался на якоре флайер – остроносый, продолговатый, серебристый, словно наконечник копья. Едва я увидел его, из коридора донесся мерный, слаженный топот шагающих в ногу людей. Рассыпавшись беспорядочной дробью на ступенях лестницы, топот возобновился на уровне нашего яруса, и я со всех ног бросился к двери.

Впереди, указывая дорогу, суетливо семенил подмастерье. За ним степенно вышагивал увешанный медалями, опоясанный мечом хилиарх. Его большие пальцы, заткнутые глубоко за пояс, свидетельствовали: передо мною не чей-то там подчиненный, но некто, бесконечно превосходящий положением всех остальных. За ними колонной по одному, держа строй с безукоризненной точностью раскрашенных от руки солдатиков под командованием ребенка (хотя со стороны они были видны куда хуже, чем дым), печатая шаг, следовал взвод дворцовой стражи с вентнером во главе.

Подмастерье махнул связкой ключей в сторону моей камеры. Хилиарх, снисходительно кивнув, подошел ближе, смерил меня пристальным взглядом, вентнер рявкнул, отдавая приказ, призрачный взвод, с грохотом приставив ногу, остановился, а за вторым воплем вентнера последовал новый слаженный грохот – грохот десятка прикладов о металлический пол.