Наблюдал я за ними до самых сумерек, хотя вскоре понял, что у подножия горы разыгралась настоящая битва. Очевидно, смилодон порядком проголодался. Время от времени он прыгал, пытаясь вцепиться в хилиарховы ноги, но хилиарх всякий раз успевал подтянуть их кверху, и зверь падал, так как до цели оставалось около кубита, а его жуткие когти, хоть и оставляли в дереве борозды, будто стамески, взобраться выше не помогали. Каких-то полдня – и моему обидчику воздалось сверх всякой мыслимой меры, а с наступлением ночи я отнес смилодону поесть.
Однажды по пути в Тракс с Доркас и Иолентой мне довелось освободить от пут зверя, подвешенного к дереву примерно таким же образом, как хилиарх к столбу, и зверь меня не тронул – возможно, оттого что я нес при себе самоцвет, называвшийся Когтем Миротворца, а может, лишь потому, что слишком ослаб. Этот же смилодон не только съел мясо из моих рук, но и облизал их широким, шершавым, словно наждак, языком. Потрогав его клыки, изогнутые подобно бивням мамонта, я почесал зверя за ухом, как почесал бы Трискеля, приговаривая:
– Что скажешь? Мы, те, кто носит мечи, понимаем кое-что в жизни?
На мой взгляд, звери способны понимать разве что самые простые, знакомые фразы, однако лобастая голова смилодона под моей ладонью качнулась, будто согласно кивнув.
Цепь крепилась к его ошейнику парой пряжек в мою ладонь шириной. Расстегнув их, я отпустил несчастного зверя на волю, однако он остался рядом со мной.
Освободить хилиарха оказалось не так легко. На столб я, сжимая бревно коленями, будто стволы сосен, на которые мальчишкой взбирался в некрополе близ Цитадели, влез без труда. Горизонт к тому времени опустился гораздо ниже моей звезды, и я запросто мог бы снять хилиарха с крюка да бросить вниз, но не осмелился, опасаясь, как бы он не скатился со скалы либо не угодил прямо в пасть смилодону (разглядеть его в темноте уже не удавалось, однако, судя по паре глаз, мерцавших внизу, взирал он на нас весьма пристально).
В итоге пришлось мне, накинув его сомкнутые руки на шею, будто хомут, как можно скорее лезть вниз. По пути я чудом не задохнулся, пару раз едва не сорвался с бревна, но до твердой скалы добрался благополучно и оттащил хилиарха в укрытие, а смилодон последовал за нами и пристроился у нас в ногах.
Наутро, когда к нам с пищей, водой и вином для меня и факелами на длинных жердях, чтоб отогнать смилодона, явилась семерка преторианцев, их хилиарх, полностью пришедший в себя, сумел поесть и попить. Недоумение на лицах солдат, не обнаруживших на месте ни хилиарха, ни смилодона, немало нас позабавило, однако выражения их лиц в тот миг, когда оба пропавших отыскались в моем убежище, не идут с ним ни в какое сравнение.
– Не бойтесь, идите сюда, – сказал я. – Зверь вас не тронет, а хилиарх, полагаю, задаст взбучку разве что за небрежение службой.
Солдаты, пусть нерешительно, но подошли ближе, глядя на меня почти с тем же страхом, что и на смилодона.
– Видите, как поступил ваш монарх с хилиархом, допустившим, чтоб я явился к нему при оружии? – продолжал я. – Что же он сделает с вами, узнав, что хилиарх по вашему недосмотру сумел освободиться?
– Всех казнит смертью, сьер, – ответил вентнер. – Велит поставить здесь еще пару столбов, а нас развесить по трое-четверо на каждом.
Услышав его голос, смилодон зарычал, и все семеро поспешили отпрянуть назад.
– Верно, – кивнув, подтвердил хилиарх. – Я сам бы так и распорядился, если б меня не разжаловали.
– Бывает, люди ломаются, утратив этакий чин, – заметил я.
– Меня ничто еще не сломило, не сломит и это, – отвечал он.
Тут я, пожалуй, впервые взглянул на него, как на человека. Во взгляде его, холодном, жестком, точно камень, чувствовались недюжинный ум и твердость характера.
– Ты прав, – признал я. – Бывает, что и ломаются… но не на сей раз. Беги, а этих людей уведи с собой. Отдаю их тебе под командование.
Хилиарх вновь кивнул.
– Не мог бы ты, Миротворец, освободить мне руки?
– Я сам справлюсь, сьер, – вмешался вентнер, шагнув к нам и вынув из кармана ключ.
На этот раз смилодон не издал ни звука. Как только кандалы лязгнули о камень, на котором сидели мы оба, хилиарх поднял их и швырнул в пропасть.
– Руки держи за спиной, – посоветовал я, – и прячь под плащом. Пусть эти люди отведут тебя к флайеру. Все подумают, будто тебя увозят куда-то еще, для новой кары… ну, а где можно сесть, ничем не рискуя, ты, полагаю, знаешь лучше меня.
– Мы улетим к восставшим. Там нас с радостью примут.
Поднявшись, он отсалютовал мне, и я, тоже встав, отсалютовал в ответ, как привык в бытность Автархом.
– Скажи, Миротворец, разве ты не можешь освободить Урд от Тифона? – спросил вентнер.
– Мог бы, но не стану… без крайней нужды. Убить правителя легко – легче легкого, а вот не допустить прихода на его место человека еще более скверного гораздо-гораздо труднее.
– Так правь нами сам!
Я покачал головой.
– Сказать тебе, что у меня есть дело куда важнее – ты ведь наверняка решишь, будто я над тобой насмехаюсь, однако это чистая правда.
Солдаты закивали, хотя явно ничего не поняли.