Немая страдала малярией. В первые недели после отъезда детей она еще держалась, но очень скоро ее силы иссякли. Она попыталась протянуть какое-то время. Надеялась дождаться возвращения своих детей. Или хотя бы весточки от них, но ей это не удалось, болезнь сразила ее.
— А дон Джорджо похоронил ее достойным образом? — спросил Доменико.
Его вопрос надолго повис в воздухе. Раффаэле терзался. То, что он должен был сказать, выворачивало ему душу. Но нужно было испить чашу до конца, не молчать.
— Дон Джорджо умер незадолго до нее. Он умер, как умирают старики, с улыбкой на губах, скрестив руки на груди…
— И как же похоронили нашу мать? — спросила Кармела, которая чувствовала, что Раффаэле не ответил на вопрос, что за этим молчанием кроется еще что-то ужасное.
— Я ничего не смог поделать, — прошептал Раффаэле. — Я приплыл слишком поздно. Был в море. Целых два дня. Когда я вернулся, ее уже похоронили. Это взял на себя новый кюре. Они похоронили ее в общей могиле. Я ничего не смог поделать.
Лица Скорта ожесточились от ярости. Они стиснули зубы. Взгляд их был мрачен. Слова «общая могила» ударили по ним, словно пощечина.
— Как зовут нового кюре? — спросил Доменико.
— Дон Карло Боццони, — ответил Раффаэле.
— Завтра мы пойдем к нему, — твердо сказал Доменико, и в его голосе все почувствовали, что он уже знает, что потребует, хотя сейчас он не хотел говорить об этом.
Они пошли спать, не закончив ужина. Никто из них не мог вымолвить и слова. Им необходимо было пережить свое горе в молчании.
На следующий день Кармела, Джузеппе, Доменико и Раффаэле поднялись рано утром. Нового кюре они нашли около церкви.
— Святой отец… — обратился к нему Доменико.
— Да, дети мои, чем я могу служить вам? — сладким голосом отозвался кюре.
— Мы — дети Немой.
— Чьи дети?
— Немой.
— Это не имя, — с легкой улыбкой на губах возразил дон Карло.
— Это ее имя, — сухо отрезала Кармела.
— Я спрашиваю у вас ее христианское имя, — повторил кюре.
— У нее не было другого.
— Чем я могу служить вам?
— Она умерла два месяца назад, — сказал Доменико. — Вы похоронили ее в общей могиле.
— Да, вспоминаю. Примите соболезнования, дети мои. Не печальтесь, ваша мать сейчас рядом с нашим Господом.
— Мы пришли к вам именно из-за погребения, — снова жестко произнесла Кармела.
— Вы же сами сказали, она была погребена, как положено.
— Она — Скорта.
— Да. Скорта. Пусть. Очень хорошо. Вот видите, оказывается, у нее есть имя.
— Ее надо похоронить как Скорта, — сказала Кармела.
— Мы похоронили ее как христианку, — поправил ее дон Боццони.
Доменико побледнел от ярости. Высокомерным тоном он произнес:
— Нет, святой отец. Нужно — как Скорта. Это записано здесь.
И он протянул дону Боццони бумагу, на которой Рокко и дон Джорджо засвидетельствовали свое соглашение. Кюре молча прочел его. Он вспыхнул от гнева и просто взорвался:
— Что это такое, что за соглашение? Это немыслимо! Наваждение, вот что! Уж не знаю даже, какая-то магия. Чего ради этот дон Джорджо подписал такое от имени Церкви? Он еретик, да. Скорта! Хорошенькое дельце! И вы еще говорите, что вы — христиане! Язычники, полные глупых предрассудков, вот кто жители этой деревни! Скорта! Она положена в землю, как все другие. Это все, на что вы могли надеяться!
— Святой отец… — попытался объяснить Джузеппе. — Церковь заключила с нашей семьей соглашение…
Но кюре не дал ему договорить. Он продолжал кричать:
— Это безумие! Соглашение с семьей Скорта! Вы бредите!
Он грубо отстранил их, освободив себе проход, и скрылся за дверью церкви.
Отсутствие детей Скорта не дало им исполнить свой священный долг: самим похоронить мать. Сыновья любовь требовала от них этого. Теперь, когда они вернулись, они решили почтить прах матери. Одиночество, общая могила, поруганное соглашение… слишком много обид. И они решили, что этой же ночью возьмут лопаты и пойдут вынести Немую из общей могилы. Чтобы она покоилась в собственной, вырытой ее сыновьями. И пусть она будет за оградой кладбища. Все лучше, чем навеки безымянная общая могила.
Наступила ночь, они собрались, как было договорено.
Раффаэле принес лопаты. Они, как воры, проскользнули в ограду кладбища.
— Мими… — обратился к брату Джузеппе.
— Что тебе?
— Ты уверен, что мы не совершаем святотатства?
И прежде чем Доменико успел ответить, прозвучал голос Кармелы:
— Общая могила — вот где святотатство!
— Ты права, Миуччия. Можно не колебаться.
И они молча вгрызлись в холодную землю общей могилы. По мере того как они углублялись, каждую лопату земли поднимать было все тяжелее. Им казалось, что в какой-то момент они разбудят сонм мертвых. Они старались унять дрожь. Не отшатываться перед вызывающим тошноту запахом, исходящим из-под земли.