Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

МОРЕВ. И голоса могут мерещиться, не правда ли? Нет, тут несомненно нечто иное. Картина - это особая, в цвете, светотень, воссоздающая лицо человека, его глаза, улыбку... У одних это просто изображение, у гениальных художников - магия света и жизни, как природа творит все живое. Когда эта магия присутствует в картине, она может излучать изображение в пространство, и мы воспринимаем портрет как живое воссоздание человека, который может, вероятно, явиться вновь в самой жизни.

ПОТЕХИН. И это происходит здесь?

Оглядываются вокруг - интерьер, как и фасад, в этом доме заключал не просто уют старины, но и живое дыхание давно ушедшей эпохи, будто время повернуло вспять.

МОРЕВ. Я наблюдал неоднократно. И другие видели нечто такое. Правда, я не придавал особого значения этим происшествиям, поскольку здесь я мог прикладываться к бутылкам с отборными винами сколько угодно. Значит, и другие тоже.

ПОТЕХИН (рассмеявшись). Я не каждый день пью, да и то мало.

МОРЕВ. Когда всего вдоволь, ничего особо уж не хочется?

ПОТЕХИН. Нет, запой у меня в работе. А с тех пор, как поселились здесь, и в любви.

МОРЕВ. Еще бы! Здесь же Эдем, сотворенный архитектором из всех прельстительных и таинственных мотивов модерна, что завораживает и пьянит, как наркотик. Или и любовь - как наркотик?

ПОТЕХИН. Конечно! И сильнейший!

МОРЕВ. В вашем случае, успех и богатство, воплощенные в этом доме.

ПОТЕХИН. Пожалуй. Поэтому возможны и у меня галлюцинации, хотите сказать?

МОРЕВ. А мадам?

ПОТЕХИН. Все эти происшествия меня не очень тревожат, скорее завлекают тайной. Так и жена моя. Она слышала голоса... И был случай, когда в столовой, вместо экономки, возник дворецкий. Она чуть в обморок не упала.

МОРЕВ. Ничего страшного, а страшно. Такова жизнь. Ничего страшного - до смерти, а смерти не минуешь.

ПОТЕХИН. Полина тоже хотела поговорить с вами. Но, знаете, меньше всего о привидениях, а о тех людях, чьи портреты были найдены в чулане. Точнее, о доме и стиле модерн вообще.

МОРЕВ. А вы?

ПОТЕХИН. Меня занимает лишь портрет госпожи Ломовой.

МОРЕВ. Портрет или она сама?

ПОТЕХИН. Она сама, разумеется. Но на портрете.

МОРЕВ. А на рисунках?

ПОТЕХИН. Это она?!

Морев направляется к лестнице, и они поднимаются на третий этаж.

МОРЕВ. Чулан на чердаке, пятый угол которого был замурован, сохранил массу мелких вещей и предметов от разграбления.

Теперь он представлял мансарду с окнами на крыше и напоминал музей. Бюро из карельской березы, кресла, диван перемежались со столами, на которых под стеклом красовались драгоценные украшения, а по стенам  висели небольшие картины - гравюры и рисунки карандашом, гуашью, темперой и акварелью, - среди которых выделялись работы Ореста Смолина, по всему, с натуры, а моделью служила одна и та же особа.

То сидела она, полуприкрывшись, обнаженная до бедер, в позе Венеры кого-то из старых мастеров, то лежала совершенно голая, в позе естественной и целомудренной, как на пляже, разве что без купальника, то стояла, высокая, стройная, в позе, чуть вольной, может быть, от того, что одна нога была отодвинута и приподнята, как если бы молодая женщина, скорее крупнотелая девушка, переступала на месте, полная жизни, даже с впечатлением тяжести ее крупных ног.

Лицо не было отчетливо прорисовано, но овал, выражение, глаза - все как будто указывало на то, что это та же самая женщина, еще совсем юная, скорее девушка, которая воссоздана в портрете госпожи Ломовой.

ПОТЕХИН. Это она? Но здесь не молодая женщина, скорее еще девушка.

МОРЕВ. И в полном цвету, какой женщине уже не быть, пусть она прекрасней, но иначе.

ПОТЕХИН. И лицо не прорисовано.

МОРЕВ. Нарочно. Это она. И не она. Создается удивительное впечатление, когда вольно или невольно наглядевшись на портрет дамы в роскошном платье в гостиной, входишь в мансарду, где, привлеченный обнаженной моделью, узнаешь в ней ту, но моложе, простодушней, с затаенной тенью смущения и стыда, что она из гордости не обнаруживает, как желание прельстить собою.

ПОТЕХИН. Нет, это не госпожа Ломова.

МОРЕВ. Тут возникает загадка. Над портретом госпожи Ломовой Смолин работал в 1909-1910 годах. Вскоре после ее приезда в Петербург и замужества. Тут целая история...

ПОТЕХИН. Прошу вас остаться на ужин. (Он повел художника вниз.) Тогда вы и поведаете нам обо всем. А пока не хотите ли выпить и закусить, по русскому обычаю?

МОРЕВ. Охотно.

В просторном вестибюле показался Назимов, который и составил компанию художнику, а Потехин, заговорив по мобильнику, ушел к себе в кабинет.

К дому подъехала иномарка. Назимов заторопился к выходу, с ним вышел в сад и Морев. Из машины вышла Полина.

СТАС. Павел Морев, художник.

ПОЛИНА (протягивая руку). Здравствуйте!

Полина в костюме светло-серого цвета, казалось, ничем непримечательном, как и ее лицо, но пиджак подчеркивал ее плечи с их хрупким и нежным изяществом столь неожиданно, что Морев рассмеялся.

ПОЛИНА. Что?

Взглянула дружелюбно, будто они не только что познакомились, а давно знают друг друга.

МОРЕВ. Это дизайн или у вас такие плечи?