Читаем Солнце мертвых полностью

Володя снова стал безмятежно спокоен. Ему нравилось бродить по дому, полному больших и маленьких комнат, чуланов, закутков. Сколько тут интересного. Вот уж — настоящий музей! И всегда Володе казалось, что в доме все постоянно меняется. Только что в углу стоял старинный буфет, глядь, — и нет буфета, а на его месте окованный морозной жестью огромный сундук. А зеркала? В доме масса зеркал; и древних, слегка потускневших, и современных. И ни одно не отражало одинаково. В некоторых он видел себя мальчишкой, в других пожилым усталым человеком. А в иных и вовсе не было отражения. В темных глубинах мелькали тени, появлялись и исчезали невероятные пейзажи.

Впрочем, по утрам Володе иногда бывало грустно. Он лежал на мягкой перине, уставившись в потолок, и чувствовал страшную опустошенность, словно невидимый паук высасывал из него жизненные соки. Правда, это состояние бесследно исчезало, стоило ему умыться и напиться воды из замечательного колодца. И снова делалось легко и бездумно. Со Стасом он почти не общался, вернее, общался, но не словами и жестами, а как-то иначе.

На улице было уже совсем темно, когда Стас позвал Володю в главную комнату. Так про себя привык Еремин ее называть. Позвал не мысленно, а именно словами. Володя в этот момент предавался своему любимому занятию: сидел перед зеркалом, возле которого горела свеча. Отраженный язычок пламени превращался в зеркале во множество разноцветных огоньков, которые роем носились в сумраке, словно играли друг с другом в пятнашки. Володя задул свечу и опрометью побежал на зов.

— Садись, — сказал Стас, указывая на простой отполированный временем табурет. Он мельком взглянул на краеведа, и грустная усмешка скользнула по его губам.

— Совсем ты в забвение впал, — произнес Недо-спас, — себя не помнишь. А мне надо серьезно с тобой поговорить. Морок снять недолго, пойдет ли на пользу?

Стас быстро и мягко провел ладонью по лицу Володи, и того словно пронзил удар электрического тока. Пелена спала. Чувство тревоги, растерянности овладело им. Что он здесь делает? Почему он не дома? Внезапно вспомнился шабаш. Хрипящий козел с перерезанным горлом. Извивающаяся на земле в крови животного визжащая нечисть. Его передернуло от отвращения. Да как же это!..

— Успокойся! — повелительно произнес Стас. — Чему быть, того не миновать. Теперь ты наш, и назад пути нет. Ведь я тебя предупреждал!

— Но я… Я вовсе не хотел… Я никогда не думал…

— Не хотел, не думал!., — г насмешливо передразнил Стас. — А кто думал? Впрочем, я могу тебя отпустить, как говорится, с миром. Иди, ты свободен!

— Но ведь… Нельзя, наверное, просто так?

— А как?

— Ну, должно быть, есть какая-то церемония выхода?

— Еще одна церемония? — усмехнулся Стас. — Да нет… Церемоний не будет. Я просто тебя отпускаю. Иди домой или в свой музей.

Володя неуверенно поднялся и смущенно посмотрел на хозяина дома.

— И ничего мне не будет? — осторожно спросил он.

— То есть?

— Последствий или там кар… Стас весело засмеялся.

— Так ты боишься, вот что тебе мешает уйти?! Не бойся. Я тебя преследовать не собираюсь. Ты сам себя покараешь.

— Не понял?

— Поймешь очень скоро.

— И все же нельзя ли разъяснить?

— Все очень просто. Вот ты сейчас вернешься домой. Что тебя там ждет? Голые стены, пустой холодильник и тараканы. Семьи у тебя нет, друзей тоже нет. Остается музей. А что там хорошего? Ты сам мне совсем недавно говорил: убожество и галиматья. Конечно, и так можно жить, вернее, существовать… Отправляйся существовать и ты. Скатертью дорога.

Володя нерешительно топтался на месте.

— Чего же медлишь? Иди! — Стас демонстративно отвернулся к окну.

Володя никак не мог решиться и сделать шаг к выходу. Что-то мешало. Но не колдовские чары. «А ведь он прав, — подумал директор музея, — никто меня не ждет». Он грустно вздохнул.

— Ты еще здесь?

— Я… А можно мне остаться?

Стах захихикал и по-стариковски закряхтел:

— Оставайся. Всегда рады. Все-таки свой. А коли ушел бы, все равно через пару дней прибежал — ну самое большое через неделю. Только здесь настоящая жизнь для вкусивших от древа познания.

— Но меня могут искать?

— Кто это?

— Например, Мухоедов.

— Артур, что ли? Да он только что ушел отсюда!

— Как, и он среди приобщенных?

— Отчасти. В качестве козла.

— Козла?

— Именно. Сие древнее животное суть его воплощения. Он мечтает обрести рога и копыта.

Стас рассказал любознательному директору музея о похождениях Мухоедова.

— Неужели он мечтает быть козлом? — отсмеявшись, спросил он.

— О чем же еще мечтать шпиону и доносчику?

— Не может быть?!

— Уверяю тебя. Твой дружок всегда был стукачом.

— А тебе от него какой прок?

— Пускай работает по своей основной специальности.

— За кем же он шпионит на этот раз?

— Вот об этом я и хотел поговорить с тобой. Не посоветоваться, а просто поделиться. Интересные дела назревают. В городе появились люди, которые настойчиво ищут встречи со мной.

— Кто такие?

— Выдают себя за американцев.

— А на самом деле?

— Трудно сказать. Пока еще я их не видел. Посмотрю, возможно, скажу более точно. Ясно только одно, люди эти из наших…

— Что значит: «из наших»? Стас замялся:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифы Ктулху
Мифы Ктулху

Г.Ф. Лавкрафт не опубликовал при жизни ни одной книги, но стал маяком и ориентиром целого жанра, кумиром как широких читательских масс, так и рафинированных интеллектуалов, неиссякаемым источником вдохновения для кинематографистов. Сам Борхес восхищался его рассказами, в которых место человека — на далекой периферии вселенской схемы вещей, а силы надмирные вселяют в души неосторожных священный ужас."Мифы Ктулху" — наиболее представительный из "официальных" сборников так называемой постлавкрафтианы; здесь такие мастера, как Стивен Кинг, Генри Каттнер, Роберт Блох, Фриц Лейбер и другие, отдают дань памяти отцу-основателю жанра, пробуют на прочность заявленные им приемы, исследуют, каждый на свой манер, географию его легендарного воображения.

Колин Уилсон , Роберт Блох , Рэмси Кемпбелл , Фриц Лейбер , Фрэнк Белкнап Лонг

Фантастика / Ужасы / Ужасы и мистика