Солнце на антресолях

– А ты – что?! Ты вообще, что ли?

– Просто ты… жестокая… А мне всех жалко.

– Я на Сергея Веленина похожа, мама, которого ты выбрала мне в биологические отцы. Разве нет? Жестокая, наглая, острая на язык…

Слезы у меня высохли мгновенно, но на душе полегчало.

– Да, – прошептала мама и обернулась на Робеспьера. – Ты ведь тоже так считаешь?

– Не очеловечивай животных, мам, а то это приводит к плохим последствиям, как у Нелли Егоровны.

– Она, кстати, мне звонила, – пробормотала мама. – Ой, как же я забыла… Она просила тебя срочно прийти. Беги.

Я отмахнулась.

– То есть как, Сашенька? – возмутилась мама. – Тебя просили помочь.

– Мам. Я больше к этой полоумной не пойду.

– Нет, нет… – Мама встала и попыталась оторвать меня от стула. – Вот ты какая тяжелая! – Мама тихонько засмеялась. – Вырастила я тебя на свою голову.

– Вот уж действительно. А когда я еще в погонах по дому ходить буду…

– В погонах? – испугалась мама. – Ты дома тоже в погонах ходить будешь?

– Конечно, – прищурилась я. – Есть же специальная форма, домашняя, ты не знала? Пижама с погонами.

Мама покачала головой.

– Я поняла. Ты считаешь, что у меня куриные мозги. И Сережа всегда так считал.

Вот, уже что-то проясняется. Так, по капелькам, я, может, и соберу историю. Я должна знать, почему расстались мои замечательные родители. Ведь они на самом деле замечательные, оба. И анархист папа, и альтруистка мама.

Раздалась из телефона латинская музыка, и бесстрастная Сири произнесла со скрытой усмешкой: «Нелли Егоровна… коровья морда… пистолет…»

– Передай, пожалуйста, ей, что она может застрелиться из этого пистолета, – попросила я Сири.

– Не разговаривай с телефоном, Сашенька. – Мама подняла на меня заплаканные глаза. – А то мне страшно становится. Как будто мы все сошли с ума.

– Так оно и есть, мам. Сколько она будет звонить? И почему она звонила тебе?

– Она сказала… Что ты на нее за что-то обиделась… Людей надо прощать…

– Мам. Ты хотя бы спросила – а за что я на нее обиделась?

Как-то мне стало грустно. Может, я правда – подмененный ребенок? На самом деле, то, что я очень похожа на папу – это любимый домашний миф. Маме так спокойней, я вижу. И папе. Пока не пойму почему, но это так. Я не очень похожа ни на нее, ни на папу. Я – другая. Внешнее сходство еще ни о чем не говорит!

Нелли Егоровна звонила и звонила. Поскольку я уже знала цену этим ее трагедиям, я никак не реагировала. Но мама вся извелась.

– А вдруг у нее пожар?

– Ноль один, – спокойно ответила я.

– Сашенька!.. А вдруг ее затопило?

– Сантехник Фарух.

– А вдруг ей плохо?

– Ноль три.

– Или к ней в дверь ломятся… Ей страшно…

– Ноль два, мам!!! Ты что, издеваешься? Если к ней в дверь ломятся, ты меня пошлешь?

– Но ты же в Академию ФСБ собираешься… – неуверенно ответила мама и опустила голову. – Да, что-то я, кажется, совсем…

Я быстро оделась и, ничего не говоря маме, пошла в соседний подъезд.

Лай и вой я услышала еще из лифта. Я бы удивилась, если бы была тишина. И поверила бы, что что-то на самом деле произошло. Но лаяли и выли так, что я поняла – все, как обычно. Кто-то кого-то наряжал, или брил, или накручивал локоны, а кто-то не хотел становиться человеком. Вот не хочет Веня быть человеком и всё тут! Как, собственно, многие наши мальчики. Как Мошкин, с которым я больше не хочу иметь дела.

Дверь в квартиру Нелли Егоровны была открыта. Огромный холл перед четырьмя дверями был заполнен лаем и плачем. Теперь я поняла, что то, что я приняла за вой собак, был человеческий плач. Плакала Нелли Егоровна. Она была уже в обычной одежде, не в зеленом платье до пят. Ее обычная одежда тоже не такая, как у моей мамы, к примеру. Нелли Егоровна любит яркие цвета – красный, светло-желтый, золотой.

Сейчас она была в сильно обтягивающих сверкающих белых брючках и перламутровой кофточке без рукавов. Одежда ее была залита чем-то неаппетитно бордовым, вроде борща. Борщ – вкусное блюдо, я его люблю. Но когда кусочки свеклы, моркови, картошки налеплены на одежду, создается очень неприятное ощущение.

Нелли Егоровна рыдала, заламывая руки, бросаясь на открытую дверь, на стенки. Увидев меня, она зарыдала еще сильнее. Оба йорка бегали с оглушительным лаем вокруг нее. Алисонька лаяла звонче, Вениамин уже просто охрип, но лаял изо всех сил.

Когда они заметили меня, Алисонька села на попу и заскулила, а Веня бросился на меня и попробовал укусить за лодыжку. Я легко отбросила его ногой. Нелли Егоровна, несмотря на свое тяжелое состояние, заметила это и с криком: «Всё из-за тебя!» – кинулась на меня.

Я, недолго думая, повернулась и направилась к лифту. Холл у Нелли Егоровны огромный, поэтому, пока я шла, она успела что-то сообразить, удивительно быстро догнала меня, схватила мертвой хваткой за руку.

– Нет! – крикнула она. – Нет!!! Ты не уйдешь!..

Я попыталась вырваться.

– Нет! Он ушел! Что мне делать?!

– Кто?

Я все же остановилась.

– Он! Рудик!

– Какой… Рудик? – оторопела я.

– Батрудди-и-и-н! – взвыла Нелли Егоровна.

– Кто?!

– Му-уж!!! – взвыла Нелли Егоровна. – Муж, кто же еще! Вот у твоей матери мужа нет, а если бы был, тоже бы ушел! Из-за тебя!