Я не стала настаивать и возвращать Надежду Ивановну к нашему разговору. Какая разница, как и что именно дядя Коля говорил – понятно, что плохо говорил, какой ему смысл был говорить хорошо, у него работа была такая. Скорей всего, и не свои слова он говорил – ему давали текст, а он его правил и читал в эфир. Чем меньше я буду об этом думать, тем меньше вероятности, что я поссорюсь с собственной мамой, которая едет, чтобы помочь родственнику. Раз она себе это вбила в голову, я поделать ничего не смогу. Разве что не поехать. Но мне интересно посмотреть, как живут в Финляндии совсем другие люди. И как живет мой дядя-эмигрант. Понятно, что лучше, чем, к примеру, Надежда Ивановна, прослужившая отечеству всю свою жизнь.
Старушка сидела с растерянным видом и смотрела на то, что было на столе. Открытый ноутбук, сушки, альбом с фотографиями… И на нас с Мошкиным. Я видела, что она тщетно пыталась вспомнить, о чем мы только что говорили.
– Так почему мы проиграли холодную войну? – как ни в чем не бывало спросила я.
Надежда Ивановна с облегчением улыбнулась.
– А я думаю – о чем же мы… Почему проиграли? Одним словом не скажешь. Но главное – многие вообще ничего не поняли в тот момент. Не поняли, что, считай, революция произошла. А те, кто понял, поделать ничего не смогли. Потому что революция на революцию похожа не была. Не знали, что так можно. Народ весь сидел и ждал – что дальше будет, и когда зарплату заплатят, и когда продукты появятся… А что форма собственности поменялась – кто об этом догадывался? Три профессора из университета да еще те умники, кто побежал хватать, где что лежит бесхозное…
– Это… в каком году? Я не понял… Это Гражданская война? С Колчаком? Это… В прошлом веке?
Я выразительно посмотрела на Мошкина.
– За несколько лет до нашего рождения, Леша. Слушай ушами! Тебе сказали – контрреволюция девяносто первого года.
– А-а-а… – Мошкин секунду подумал. – А что, у нас… это… была… это…
– Была, Леша. Я тебе потом еще объясню.
Потом мы долго гуляли. Мошкин носил коньки, которые я все-таки, колеблясь, взяла в подарок у Надежды Ивановны, и сильно размахивал пакетом.
Я заставила Мошкина надеть капюшон, сама затянула на нем веревочки и завязала их. Леша не сопротивлялся, был абсолютно счастлив. Погода была неожиданно зимняя. Не помню, чтобы в ноябре так рано выпадал снег и лежал не тая. Все было белое – дома, наш бульвар, шапка Мошкина, моя, наверно, тоже, но я себя не видела.
Я попыталась объяснить Мошкину то, о чем рассказывала Надежда Ивановна, но он недолго слушал, а потом спросил:
– А тебе это… Димон нравится?
Я только развела руками.
– Ты даешь! При чем тут Мяка? Я тебе рассказываю о том, что меня волнует. Делюсь с тобой. Не надо?
– Надо… – закивал Мошкин и попытался обнять меня за плечи, пакет, который он при этом держал в руке, сильно стукнул меня по боку.
Я сбросила его руку.
– Иди рядом спокойно, а то я сейчас уйду домой.
– Ага… – вздохнул Мошкин. – Это… коньки… это… покатаемся…
Помолчал и, видя, что я не отвечаю и не продолжаю прерванный разговор о политике и истории, начал пересказывать мне какой-то фильм, американский скорей всего, где какие-то непонятные существа – вроде люди, а вроде и нет – боролись с другими непонятным существами за власть во всем мире. Одни существа умели летать, другие питались энергией окружающих. А Мошкин жадно наблюдал за их взаимоотношениями. Те, кто победил в холодной войне, принесли с собой свои игрушки…
У меня заиграл телефон, Сири объявила с издевочкой: «Нелли Егоровна… коровья морда… пистолет…». Мошкин, как и можно было ожидать, от неожиданности громко гыкнул. Я вот думаю – может, некоторые наши мальчики и девочки скоро лаять станут? Многие звуки, которые они издают, похожи на собачьи и вообще звериные.
Я отвечать Нелли Егоровне не стала. Но тут же пришел сигнал сообщения. На моем новом телефоне можно сообщения не открывать – они бегут по экрану. «Карла покусала Алисоньку… Приходи… Веня покусал Карлу… Вот такая курточка… Какую лучше надеть в гости?» Я не удержалась и все-таки открыла сообщение, чтобы узнать, кто же такая Карла. Новая собака, что ли? Я знаю, что иногда и даже очень часто сама бываю невероятно глупой – не умнее моего друга Мошкина. Мошкин, заглядывая в мой телефон, стал хохотать так, что поскользнулся от смеха и упал, приземлившись на одно колено.
Нелли Егоровна прислала несколько фотографий Алисоньки в обновках. Нежно-розовая курточка, отороченная мехом, подпоясанная жемчужным ремешком, изящная стеганая шапка с огромным белоснежным меховым помпоном… Алисонька была похожа на Снегурочку, у которой по колдовству какого-то злого волшебника морда стала вдруг собачьей… Вот она уже в другой курточке, как настоящая рокерша… Кожаные брючки, кожаная куртка, черная повязка на голове… А вот Алисонька несчастная, трясущаяся, очевидно только что покусанная, и очень страшное лицо Нелли Егоровны, искаженное снимком с неправильного расстояния, когда мы сами себя снимаем и получаются странные, словно нездоровые лица.