Тренькал телефон. Я слышала, что Сири голосом небрежным и насмешливым объявляла пару раз: «Белая обезьяна со сложенными лапками…», но я не отвечала. Если папа попробует пошутить насчет больницы – а он может, он же шутит по любому поводу, – я не знаю, что из этого выйдет, смогу ли я сдержаться и не ответить.
Я полезла на антресоли. Снять пришлось два старых чемодана, барабан, несколько коробок со словарями, с книгами, с моими и мамиными вещами… В самой глубине была старая коробка, о которой говорила мама. Пылесос «Эра-77». Достать ее не было никакой возможности. Как ее туда мама когда-то затолкала – непонятно. Ведь мы переезжали в этот дом шесть лет назад, а я и не помню такой коробки. Наверно, мама не хотела тогда, чтобы я ее видела.
Я положила на стул несколько огромных словарей и смогла поддеть коробку. Пару раз чуть не свалившись, я все-таки достала ее.
Сверху в коробке лежал старый облезлый мишка с выцветшим бантиком. Обычно мама отвозит такие вещи на дачу, почему-то этот мишка застрял у нас на антресолях. Не мой, – значит, мамин. Под ним был пакет, в котором были аккуратно сложены квитанции от старой квартиры, и – зеленая тетрадка, довольно толстая, с клеенчатой обложкой. На тетрадке было уверенным почерком, синей ручкой написано: «Дневник».
Я осторожно открыла. Как-то странно читать чужой дневник, даже если человек тебя сам об этом попросил. Очень странно… Тем более если этот человек – твоя мама. Наверное, есть вещи, которые вовсе не нужно знать про своих родителей. Но раз маме это важно…
Я села на пол и стала читать. Через некоторое время ко мне подошел Робеспьер, устроился рядом совершенно независимо. Я слышала треньканье сообщений, но телефон не брала. Ничего важнее того, что я в тот момент читала, мне сообщить не могли.
«Моя жизнь изменилась. В ней изменилось всё. Потому что теперь в ней есть человек, которого я столько ждала. Я сразу, увидев его, поняла, что это он. А ведь я могла и не поехать в эту экспедицию!
Когда мы садились в самолет, я сразу заметила очень симпатичного, крепкого, улыбчивого молодого человека. Я раньше его не видела. В экспедицию собрались студенты, аспиранты и преподаватели из разных вузов, всего около сорока человек.
В самолете он сел так, что мне было видно, как он читает, откинулся, переговаривается с соседом. Я старалась не смотреть на него постоянно. Но из-за него даже забыла о том, что я боюсь летать. В этот раз не боялась совсем. Посмотрю на него – и тут же становится весело и легко на душе.
Прилетев, мы сразу сели в автобус – кое-как все набились в один небольшой автобус – и поехали в горы. Может быть, кто-то и устал от долгой дороги. Но не я. Мне не хватило места, но я села на чей-то чемодан, и мне опять было видно Сережу. Я уже знала – услышала, – что его зовут Сережа Веленин. Какое красивое имя! Мне кажется, ему чуть больше лет, чем мне, может быть, двадцать шесть или двадцать семь… Есть такие русские лица, которые невозможно описать. В них все правильно и хорошо. Никто бы не назвал его красавцем, нет. Мне и не нравятся красавчики. Мне вообще никто еще особенно не нравился. Я всегда знала, что, когда я встречу своего человека, я это пойму. И вот – я поняла. Как? Не знаю. По голосу, по взгляду, по тому, как он улыбается, как неожиданно смеется».