Дверь не открывалась.
Верить в то, что его подло заперли, не хотелось. Хотя уж можно было привыкнуть к тому, что на смену чему-то по-настоящему хорошему всегда приходит не просто какая-нибудь рядовая гадость, а непременно какая-нибудь самая ужасная мерзость на свете.
В голове лениво начали просыпаться мысли: «Старик, конечно, подозрительный. Впрочем, кто тут не подозрительный, в этом краю? Но Малко… Предал? Запер? Зачем?
Нет, исключено: мальчишка предать не мог.
Как же тогда? Почему? И что мог сделать мерзкий старикан с мальчишкой, чтобы лишить его возможности мне помогать?»
Плохое ворвалось в жизнь естественно и неотвратимо, выкинув хорошее за ненадобностью.
Толкнул дверь плечом. Бессмысленно. Очевидно, что она снаружи чем-то подперта.
Начал тарабанить в дверь. Безрезультатно.
Мысли становились все четче: «Понятно. Старик что-то сделал с мальчишкой, а сам ушел, оставив меня угорать в бане. Зачем? Мерзкий какой старикан! Сначала накормил, а потом убить хочет таким подлым образом…»
Легче от этих мыслей не становилось.
В двери оказалась крохотная дырочка. Антошин припал к ней.
Увидел Малко.
— Эй! — заорал полковник. — Друг! Спаси меня! Выпусти, пожалуйста! Выпусти!
Малко не мог не слышать этого крика. И тем не менее сидел неподвижно, ни один мускул не дрогнул на его лице. Антошин подумал было, что Стан убил его, но тут парень встал и… исчез из поля зрения.
— Малко! — захрипел Антошин, все еще не в силах поверить в предательство.
Антошин не мог видеть, как Малко молча подошел к Стану.
В глазах парня был не вопрос — отчаяние, мольба.
Но Стан увидел вопрос.
И ответил.
Молча.
Покачал головой.
Отрицательно.
Банная Бабушка, конечно, существо таинственное. Но ведь она как-то пришла сюда, а потом ушла. Значит, должен быть еще один выход. Его просто не может не быть!
Пар постепенно оседал, давая возможность оглядеться. Антошин, еле переставляя ноги, прошел по парной, ища второй выход.
Его не было! Ну не было, и всё тут!
Полковник подошел к печке.
Случайно ли, нарочно ли оставили наверху большую миску с водой. Полковник, разумеется, ее не заметил, задел плечом — лохань упала, вода выплеснулась на горячие камни, и снова парную наполнил густой белый пар.
Это уже не был здоровый, расслабляющий пар. Это был пар — враг. Он забирался в легкие, не позволял дышать. Казалось невероятным, что еще совсем недавно — минуту назад? пять? десять? вечность? — этот пар притворялся другом.
Голова кружилась. Двигаться становилось все трудней, тело не слушалось. Хотелось сесть, прислонившись головой к стене, и уснуть.
Антошин еще раз бессмысленно ткнулся в дверь.
— Малко!.. — прошептал он в отчаянии.
Окон нет. И щелей нет. Надо же! Баня вроде старая, а крепкая, сволочь, вон из каких толстых бревен сделана.
Малко смотрел на Стана со слезами на глазах.
— Мне надо понять, что он — настоящий, — спокойно произнес старик. — Надо, понимаешь?
Малко понимал. И потому сидел не шевелясь.
Только слезы текли из его глаз.
«Не обманули предчувствия… — вздохнул Антошин. — Сколько раз говорил себе: это мыслям можно не верить — предчувствиям надо верить всегда. Мысли обманут — чувства никогда. Уже ведь убеждался в этом, убеждался, убеждался!»
Мысль заработала стремительно: «Не отвлекаться на постороннее! Не отвлекаться! Схватить горячий камень, поджечь дверь и прорваться сквозь огонь?!
Хорошая идея. Не ясно только, кто сгорит раньше — я или дверь?
Так. Всё. Надо ломать. Другого выбора нет.
Выбить дверь невозможно. Чем сильнее бить по ней, тем глубже будут вбиваться в землю подпирающие дверь жерди.
Ломать. Но чем?
Вот полка, на которой он лежал. Черная, старая, крепкая. Но все-таки не цельная, а сбитая из отдельных досок.
Надо сломать полку, оторвать от нее кусок, а потом с его помощью выломать хотя бы одну доску в двери. Здесь же есть маленькие щели — может получиться».
Он стал жать на полку что было сил.
Сил было мало.
Еще нажать! Еще! Иного выхода нет.
Слава богу, вроде поддается! Раздался сухой треск — и большой кусок деревяшки оказался в руках полковника.
Он подошел к двери.
Доски, из которых сбили дверь, были пригнаны очень плотно, к тому же щели промазали какой-то вязкой гадостью, чтобы тепло не выходило.
Он еще раз посмотрел в дыру: пустой предбанник.
Сунул в щель деревяшку. Она оказалась слишком хлипкой. Полковник вбивал ее в дверь, но деревяшка ломалась с хрустом, как весенняя сосулька.
Воздуха становилось все меньше. Перед глазами плыли отвратительные желтые круги.
Сил бороться не оставалось. Антошин совершенно не понимал, что делать дальше.
К горлу подступало самое мерзкое чувство, какое только есть на свете, — отчаяние.
— А если он умрет?! — заорал Малко. — Если он там угорит?!
— Значит, не прошел огонь и воду. Значит, чужой. Значит, придется одному тебе идти за молодильными яблоками.
Малко не мог успокоиться:
— Но ведь он умрет!
— Все умрем… — вздохнул Стан.
Палка. Откуда ни возьмись. Хорошая, большая.
Антошин решил: «Это добрая Банная Бабушка мне палку подкинула. Пожалела — и кинула. Почему нет? Может, она добрый человек».
А может, полковник просто не замечал ее раньше? А когда пар рассеялся…