Полковник сказал, стараясь держаться спокойно:
— Правильно ли я понимаю: мне нужно пройти еще одно испытание?
— Нет! — отрезал старик. — Неправильно. — И, поймав удивленный взгляд Антошина, разъяснил: — Это мне надо, чтобы ты прошел еще одно испытание. Третье. Надо мне.
«Так вот оно откуда: огонь, вода и… Что там еще было, третье? — попытался вспомнить Антошин. — Ага! Медные трубы. Даже интересно, какие такие медные трубы они мне тут устроят».
— Ну и что мне надо делать? — начал было полковник, но тут же поправился: — Что вам надо, чтобы я делал?
Стан посмотрел на Малко.
Малко, опустив глаза, произнес тихо:
— Дело в том, что я рассказал Стану, что ты… Ну, в общем, что ты — бог… Ну, почти… И можешь притягивать всё: растения, людей… Всё. Ну вот и…
— Боги и люди — это так близко… — вздохнул Стан. — Это даже ближе, чем люди и цветы. Но некоторые не выдерживают, когда их называют богами. В их душах рождается презрение к другим, и они начинают творить неизвестно что. — Старец, не мигая, посмотрел на Антошина и проговорил медленно: — А еще бывает, что богами себя называют колдуны…
«Значит, если у меня не получится фокус с притягиванием травинки, меня сочтут колдуном и, наверное, сожгут, — подумал Антошин совершенно спокойно. — Колдунов ведь сжигают. Стоило выживать в бане, чтобы быть поджаренным на костре?»
Старик не попросил — приказал:
— Пойдем во двор. Покажешь, что умеешь.
Полковнику стало не по себе. Как-то по-настоящему не по себе. А это нехороший признак, когда берешься за дело.
«Всегда надо доверять предчувствиям, — не открывая рта, сказал сам себе Антошин. — Всегда. Но выхода нет. Пойду им фокус покажу, раз им так надо…»
Пошатываясь, он вышел из-за стола.
Мысли расплывались: «Вино еще это… Известно ведь: нельзя пить на работе. Впрочем, я на работе всегда, что ж теперь, и напитков местных не попробовать?»
…Луна заспалась. Ей не хотелось сбрасывать с себя одеяло облаков, и она лениво тянулась, лишь изредка выбрасывала лучи из-под одеяла и, потягиваясь, протягивала их к земле.
На улице стояла такая темень, что не только травинку — руку свою трудно было разглядеть.
Старик вынес из дома факел, воткнул его прямо в землю.
Свет от факела шел нехороший: таинственный и недобрый. А тут еще ворон над факелом крылья распластал — ну просто голливудский триллер!
Антошин натирал рубахой меч, а сам думал о том, что все не так уж и страшно, во всяком случае поводов для паники нет. Этим мечом он сумеет отбиться от мальчика и старика и убежит в темный лес. Так что волноваться особенно не о чем.
Жалко, правда, с мальчиком расставаться. Но с жизнью еще жальче…
Лес стоял вокруг молчаливой громадой и выглядел негостеприимно. Бежать в его сторону совсем не хотелось.
Стан и Малко, не сводя глаз с полковника, присели на землю.
Вук опустился на плечо старика и начал, явно недовольно, взмахивать крыльями.
А Антошин все тер и тер меч. Тер и тер. Почему-то он был убежден: на этот раз ничего не получится, фокус не удастся.
Луна проснулась и отбросила облака. Мир сразу осветился, ожил, словно заговорил.
Господи, надо же изображать из себя бога! Слова какие-то таинственные произносить.
Что же он говорил тогда? Это Антошин позабыл напрочь.
Пришлось бубнить себе под нос что-то нечленораздельное, изображая таинственность.
Антошин еще раз потер меч, встал на колени, протянул его к травинке.
То ли потому, что дело нельзя начинать с неуверенности, то ли потому, что ночная трава мокрая, то ли потому, что никакое дело не может получиться после такого количества выпитого вина, а может, по какой иной, мистической причине, — но травинка не шелохнулась, и цветок, не шевелясь, нагло торчал вверх своим ночным, нераскрытым бутоном.
Антошин медленно поднялся, крепко сжимая меч в руках. Он был готов к нападению.
Лицо Малко сияло от счастья.
«Предатель, какой ужасный оказался предатель!» — думал полковник, медленно отступая к лесу.
— Ну что?! — радостно закричал Малко и бросился к Стану. — Я ж тебе говорил, он — настоящий!
Впервые за вечер Стан улыбнулся. И улыбка эта, что было поразительно, явно предназначалась Антошину.
Вук улетел в избу — казалось, он все понял и ему стало тут неинтересно.
Старик поднялся.
— Ты прошел испытание, — сказал он, с трудом сдерживая радость. — Ты сдюжил.
Антошину стало не по себе: «С ума они, что ли, сошли? Или это хитрость такая: сейчас усыпят мою бдительность и набросятся оба».
Луна снова укатилась спать, будто выходила она лишь для того, чтобы осветить позор полковника.
Озаренные мерцающим светом факела лица Стана и Малко доверия не вызывали.
— Я не понимаю ваших шуток. — Антошин старался говорить жестко.
Стан поднялся и, улыбаясь, направился к нему.
Антошин выставил меч.
Стан остановился, продолжая улыбаться.
— Ты — инородец, — сказал он. — Ты не понимаешь очевидных вещей. Всегда и всё получается только у колдунов. Только колдуны не ошибаются. Мне совершенно не надо было проверять, умеешь ли ты притягивать к себе растения. Мне ведь Малко сказал, что умеешь. Этого вполне достаточно.
От удивления Антошин открыл рот, как ребенок.