Запах пространств
Версты ложились, как дети, в колыбели зелениНа мягкие вздохи изумрудных лугов,И клочьями дымов, как пухом устелены,Вскидывались худые ребра канав и мостов,И над бегом безумья без слез опрокинутПлещущийся гривами облаков океан,Где, сложив молитвенные руки, стынутВ муке раскрытые губы пяти очарованных стран.По троттуарам бульварной зелени в рупорСедой Колумб отплытье проплакал,И любовно стелется в небе крошечный НьюпортИ звенит вековой, поросший ржавчиной якорь…Вскиньтесь, забытые, одичавшим голосом,Это ночь украли, это вас хотят обмануть,Ведь велел же седой Колумб, веселый сам,Ветрами бесплодий паруса надуть.Прощайте забытые острия ученичестваОбманули, украли, и теперьПовешенный взор электричестваУмирающий мечется, как пленный зверь.Июль 1914 г.
Константинополь.
Тень от зарева
Siphilitiques, fous, rois, pantins, ventriloques,
Qu’est-ce que ca peut fairs a la . . . . . . Paris…
(A. Rimbaud).Второй июль
Кн. Н. А. В-ой.
Идем, и тени в золотистой чащеМелькают в золоте, как «нет», как «да»…Сердца усталые не бьются чащеСегодня, чем всегда…А Вы, мой друг единственный и чудный,О, хрупкая капризная княжна,Я знаю, отчего улыбка в сини изумруднойТак пристально нежна.И отчего рассеянный Ваш взгляд не ищетКого-то милого, кого уж нет,Кто брошен, тысяч тысячиНа грудь гранитную чужих побед.Багряный вечер. Ветер с подорожийВ парк забредет ленивый и в пыли…Кому из нас дорожеТе дни, которые давно прошлиЛюбили мы, молились одному, тому же,Кто волновал один двоих мечты…Закат померк и венчики сжимают ужеДневные кроткие цветы.20 Июля 1915 г.
Сегодняшнее
Маме.
Кто то нашептывал шелестом мукЦелый вечер об израненном сыне,В струнах тугих и заломленных рукНебосвод колебался, бесшумный и синий.Октябрьских сумерек, заплаканных трауромСлеза по седому лицу сбегала,А на гудящих рельсах с утра «ура»Гремело в стеклянных ушах вокзалов.Сердце изранил растущий топотГде-то прошедших вдали эскадронов,И наскоро рваные раны заштопатьЧугунным лязгом хотелось вагонам.Костлявые пальцы в кровавом пожаре вотВырвутся молить: помогите, спасите,Ведь короной кровавого зареваПовисло суровое небо событий.Тучи, как вены, налитые кровью,Просалились сквозь пламя наружу,И не могут проплакать про долю вдовьюВ самые уши октябрьской стужи.Октябрь 1916 г.
Польше
Михаилу Кузмину.