Читаем Солнце на полдень полностью

Надо же — как на зло Тимоха заглушил трактор, двигатели на комбайнах пока еще не работают, и, кажется, все слышат, как предательски колотится мое сердце. Ведь не ослышался я: «самое ответственное задание»! Вон даже замерли в ожидании и Жебрак, и Мыкола, и тракторист, которому посчастливилось так быстро вознестись до штурвального… Все ждут, смотрят на комбайнера, что он мне скажет. Конечно, все мне завидуют. Я и сам себе завидую!

— У тебя товарищи есть?

— Они в Херсоне, в детдоме… Женька Воробьев, Шура Строганов… И Колька Муха. Он теперь не урка — колхозный кузнец!

— Почему в детдоме? А здесь что же — товарищей нет?

Жебрак вмешивается в разговор, поспешая ко мне на выручку.

— Есть, есть у него товарищи! Да вот они все, внизу и кругом.

И вправду, вся ребятня окружила комбайны. Я и не заметил их с высоты моей случайной избранности. На миг встречаю их глаза, полные мальчишеской невысказанной зависти, — «нам тоже хотелось бы». И вместе с тем гордости за меня — как ни говори, я им — свой, я из тракторной бригады, подручный!

— Возглавишь всю армию эту. Понял? Растянетесь цепью и пройдете полем. Малейшая железяка, вот такусенька, — комбайнер прижал большим пальцем край указательного, — проволочка — и комбайну хана, смерть! Лопнет нож, а другого нема! Так и уедем, не собрав ваш урожай. Понял?

Жебрак не согласен, он, конечно, хочет возразить, что нет в хлебах ни железяки, ни проволочки, — комбайнер его и не слушает. Он знает, что скажет председатель. Он знает, что это — зряшные слова. А когда человек знает, он может себе позволить не слушать того, кто не знает. Тем более — время дорого!

И, словно объясняя уже не мне одному, а всем собравшимся на площадке, особенно Жебраку и Мыколе, на которых комбайнер посматривает строго и поочередно, продолжает:

— Особенно внимательно смотрите там, где были стоянки тракторов и всей бригады! Там — земля жирная, рыжая, и хлеб чахлый. Так и рыжеет пятном. А трактористы, черти немытые, любят сеять железо. Не они его добывают… Так что иди… Суворов! Командуй!.. — И Жебраку: — Так положено по инструкции. Не я придумал.

Вот тебе — ответственное задание! «Суворов! Командуй!» Ошибся адресом, комбайнер. Атаманить и командовать я не умел никогда и не сумею. Я рожден, чтобы мной командовали. Все кому не лень. Даже Колька Муха… Разве послушают меня ребята? С чего это комбайнер взял, что я такой бойкий?

Едва ноги находят ступеньки лестницы. Я покидаю высоту моего случайного избранничества. Ребята недоумевающе смотрят на меня. В глазах их — сострадание, испуг, недоумение.

— Он прогнал тебя, да? Он тебя заругал, да?

Хорошая встреча для командующего! Войско его жалеет, на нем печать изгнанника. Я еще не знаю, как я буду объяснять ребятам боевую задачу — сразу, громко, для всех, как это делают уверенные в себе люди, или — тихо, каждому отдельно. Я буду просить, у меня будет жалкое, искательное лицо. Ох, не послушают меня ребята! Да и разве оторвешь их сейчас от комбайна? Они даже в сторону Тимохи, его «катерпиллера» не смотрят — глазами так и прилипли к комбайнам!

— Ребята! — слышу я позади себя. Это голос Жебрака. — Подойдите все сюда, ближе, не бойтесь! — Ну и голосище у Жебрака. Можно подумать, что под Варшавой был он командармом, не рядовым. Жаль, что со взрослыми он не так смел, как с нами.

Жебрак слово в слово — даже про «тонусеньку проволоку» — объясняет задачу ребятам. Все хором ответили, что поняли! Жебрак сам становится за Суворова, впереди и ведет цепь через поле, на невидимого неприятеля. Я оказываюсь не у дел.

Тимоха меня зовет на трактор. Пока суд да дело, пока комбайнеры готовят машины, а новые штурвальные заняты смазкой, мы займемся заменой звена муфты сцепления. Это кордовое звено всегда норовит порваться некстати. Я тихонько вращаю маховик, Тимоха кричит: «Стоп». Он велит мне — «твоя рука тоньше!» — вынуть шплинты, извлечь порванное ко́рдовое звено и приладить новое. Оказывается, тонкая рука — иногда преимущество!

Тимоха хвалит меня. Сам он замучился — и в подтверждение показывает свою всю в свежих ссадинах ручищу, которая раз в пять больше моей. Я скромно выслушиваю похвалу Тимохи, и он угадывает мои мысли. Он обещает дать мне управление на втором загоне.

— Правда? Не обманешь?

— А что особого? Трактору все одно что тянуть. Або сцепку плугов, або сцепку комбайнов. Следи только, как я поворот делаю.

— Радиус запомнить?

— Во, во… По-ученому — оно складней!

Перейти на страницу:

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза