Солнце над рекой Сангань

Учитель Жэнь тоже вышел из дому послушать, что говорят в деревне. Постояв немного на углу, он стал подходить то к одной, то к другой группе крестьян. Но стоило ему приблизиться, как разговор обрывался. Среди бела дня он не решался отправиться к Цянь Вэнь-гую или Цзян Ши-жуну и предпочел пойти к шаманке Бо. Но та всеми силами старалась показать, что ничего общего с Цзян Ши-жуном не имеет, и, увидев Жэня, закричала:

— Уходи, учитель Жэнь. Что тебе надобно? Я слабая женщина, мужа у меня нет, заступиться за меня некому. Говорят, что я лентяйка, что меня надо исправить. Я выпровожу даже духа Бо, не стану ему больше молиться. А ты охотник до скандалов. Нет, прошу тебя, пореже заходи ко мне.

«И ты, потаскуха, туда же! — так и рвалось с языка у Жэня. — Посмотрим, как-то ты без нас проживешь!»

Однако он сдержался и молча ушел из притона. Возвращаться домой ему не хотелось. Старый У то и дело говорил ему колкости, а учитель Лю не взял у Жэня ни одной статьи для классной доски. Теперь старый У сочинял какие-то прибаутки, а Лю записывал их. Жэнь смертельно ненавидел обоих — и старика и учителя Лю — и жил надеждой отомстить им.

Тут ему встретился Гу Шунь, заместитель председателя союза молодежи, с которым он был немного знаком. Тот часто приходил в школу писать лозунги, но в последнее время как-то редко показывался там. Зная, что у Гу Юна конфисковали фруктовый сад, он решил поддразнить Гу Шуня:

— Лю Мань подрался из-за вас. Правда, безуспешно. Активисты стоят только друг за друга. Не веришь? Хочешь спорить? Ставлю вина, сколько выпьешь, что вместо кепки активиста нахлобучат на тебя белый колпак и прогонят по улицам!

Все еще мрачный и злой после ссоры с отцом, Гу Шунь не стерпел обиды от чужого и резко бросил Жэню в лицо:

— Не суйся, куда не просят! Мы сами справимся со своими делами. Поговори еще! Ручаюсь, быть тебе битым!

И Гу Шунь так выразительно посмотрел на учителя Жэня, что тому только и осталось, что отойти.

«Скажите, пожалуйста! Ведь такому Гу Шуню не миновать расправы, а он все еще упрямится», — бормотал про себя Жэнь.

Он уже отчаялся найти кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить по душам. Все пути ему были закрыты. Старый У сумел, видно, оговорить его перед деревенскими властями, и теперь многие стали коситься на него, избегать, словно чумы. И его охватил страх. Цянь Вэнь-гуй, зная, что Жэню нравится Хэйни, пытался поймать его на эту приманку. Но от его туманных намеков надежды учителя все более блекли. Жэнь все сильнее чувствовал свою беспомощность. Его душила злоба и ненависть ко всей деревне. Отдохнуть от невеселых мыслей было негде.

Он уныло поплелся в поле. По обеим сторонам дороги тянулись низкие глинобитные стены. В садах стояла тишина, нарушаемая только треском цикад. Солнце пекло уже не так сильно, но Жэню все еще было душно. Миновав сады, он вышел к полям гаоляна, занимавшим почти сорок му на берегу Сангани. Высокие стебли злаков, крупные листья, полные колосья ласкали взор; освещенное солнцем поле издали, с пригорка, казалось волнующимся морем, отливавшим золотом. Тяжелые красные колосья тихо, словно морская зыбь, колыхались от ветра. Учитель Жэнь знал, что это земли помещика Ли Гун-дэ из деревни Байхуай, которые отошли после передела к Теплым Водам. Но зрелище этого богатства не радовало Жэня. Он чувствовал себя разочарованным, опустошенным. Этот бедняк-учитель, примазавшийся к богатым помещикам, не знал, что ему делать, чтобы сохранить уважение к самому себе.

— Жэнь Го-чжун! — окликнул его кто-то.

Он растерянно огляделся по сторонам и увидел идущего по меже юношу с непокрытой головой, в белой рубашке, с перекинутой через плечо синей курткой и высоко подвернутыми брюками: видимо, он только что перешел реку вброд. Жэнь замер от изумления, но деться было некуда, и он поспешил ответить.

— А-а товарищ Чжан! Откуда?

Широко улыбаясь, Чжан подошел ближе. В длинных, узких глазах его светились ум и проницательность. Запросто хлопнув Жэня по плечу, он заговорил;

— Ну, как, много хлопот теперь в школе? Расскажи-ка, что творится у вас в деревне, как земельная реформа? — Он говорил на таком чистом южночахарском наречии, что только местный житель мог бы отличить в нем уроженца другой провинции.

Жэнь Го-чжуну пришлось повернуть обратно. В ответ на вопрос Чжана он промямлил было:

— Я, собственно, не очень-то разбираюсь…

Но юношески открытое лицо Чжана навело его на мысль — не попробовать ли взять его обманом? И он принялся рассказывать:

— Ах! Дела плохи. Самый крупный помещик у нас сбежал. Крестьяне в один голос утверждают, что он подкупил активистов, и даже сложили песенку: «Заседают без конца — недосуг делить поля…» А теперь пошли слухи, что возьмутся за семьи бойцов Народной армии. Да разве их можно обижать?

Невозмутимый взгляд собеседника словно поощрял к дальнейшим излияниям. Угрюмое настроение у Жэнь Го-чжуна как рукой сняло. Вообразив, что его обман может увенчаться успехом, он разошелся и продолжал болтать до тех пор, пока они не дошли до деревни. Но тут Чжан, который спешил к Чжан Юй-миню, прервал его: