Читаем Солнце над рекой Сангань полностью

— Слушай, Жэнь! Хватит тебе врать. Честно учи детей. Ты человек с образованием и должен иметь голову на плечах… Гм… Жди меня сегодня вечером в школе — придется кое о чем с тобой потолковать.

Жэнь сразу похолодел и весь съежился: Чжан Пинь возглавлял отдел агитации и пропаганды в уездном комитете партии.

ГЛАВА XLII

Чжан Пинь

Чжан Пинь проводил земельную реформу в деревнях шестого района — узкого треугольника между реками Сангань и Ян. Работа эта была трудная и сложная. В десятке с лишним деревень приходилось бороться с крупными помещиками и против все еще сильного влияния католической церкви. Условия военного времени также требовали быстроты и оперативности.

В уезде постановили закончить передел земли к концу августа — началу сентября, чтобы в первой декаде сентября уже созвать уездный съезд Крестьянских союзов. Медлить было нельзя, и Чжан Пинь каждый день переходил из одной деревни в другую, проверяя и подгоняя работу крестьянских союзов, а секретарь уездного комитета партии, в свою очередь, торопил его:

— Смотри, как быстро работают в уезде Хуайлай, план уже выполнили на две трети, готовятся к съезду. Не надо робеть, нужно смелее и решительнее поднимать крестьян. И руководство дало указание кончать с реформой как можно скорее. Затишье на железной дороге не вечно…

В прошлом Чжан Пинь работал среди молодежи, а три последних года провел на юге Чахара, вовлекая новые районы в борьбу с японскими оккупантами. За это время он вырос, возмужал. Его длинные крепкие ноги легко, бесшумно преодолевали большие пространства. И теперь еще стоило ему появиться в какой-нибудь деревне, как крестьяне со всех сторон окликали его: — Куда идешь, старый Чжан? — точно и не расставались с ним.

Чжан обладал способностью быстро ориентироваться в любой деревне, даже если пробыл в ней недолго, и тут же на месте принимал решения. Зная, что многие кадры, только недавно выдвинутые на районную работу, еще неопытны и недостаточно подготовлены, он никогда целиком на них не полагался и часто оспаривал их мнения. Если они оставляли помещику слишком много земли, он кричал:

— Нет! Это не дело! Мы можем дать помещику ровно столько земли, сколько придется на долю бедняка. Не больше!

А когда ему говорили, что ходят слухи о какой-то телеграмме ЦК, согласно которой будто бы просвещенным помещикам следует оставлять земли вдвое или вчетверо больше, чем середнякам, он начинал горячиться и, потирая бритый затылок, сердито мотал головой:

— Что? Вдвое больше, чем середняку? Неправда! Это ложь! Где ты это слышал? Не может быть! Не смей клеветать на ЦК коммунистической партии! Не пугайте меня телеграммами ЦК!

Если же кто-нибудь еще возражал, он решительно прекращал споры:

— Я поступаю так, как велит народ. Беру всю ответственность на себя. Реформа и означает наделение землей безземельных и малоземельных, чтобы крестьянству на деле открылась новая жизнь, чтобы оно навсегда покончило с нищетой. Иначе реформа не стоит и выеденного яйца!

Бывали случаи, когда кулаки отдавали часть своей земли добровольно. Деревня принимала эти дары и как бы в награду готова была оставить им земли больше, чем прочим кулакам, чтобы не повлиять на настроения середняков. Но Чжан Пинь и тут оставался непреклонным:

— Излишки отбирать у всех! Отбирать землю только хорошую!

Он всегда твердо стоял на своем, хотя твердость характера совсем не подходила к его юношеской внешности.

Товарищи часто шутили над ним, подражали его жестам, потирали, как и он, затылок, шею, казавшуюся такой длинной в рубашке без ворота; говорили его голосом, слегка взволнованным и решительным; смеялись его смехом, простодушным и радостным, после удачного решения какого-нибудь вопроса. Но это не означало пренебрежения к нему или же лести. Его уважали за хорошее знание народа, за общий с ним язык, за большой практический опыт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза