Солнце цвета льда

– Конунг? – осторожно спросил Арнвид.

– Я… в порядке, – губы слушались еще с трудом, но все равно лучше, чем раньше. – Ты жив?

– Сложный вопрос, – эриль хмыкнул, но тут же лицо его стало мрачным. – Нерейд…

– Что с ним? – Ивар обернулся.

Они стояли кружком – Рёгнвальд и Нефритовая Жаба, Кари и Шао Ху, а Болтун лежал на спине. Он продолжал ухмыляться, и сжимавшая меч рука не дрожала, несмотря на то, что кольчуга на груди и животе напоминала щедро сдобренную кровью кашу из металлических семян.

– Ты славно дрался, конунг, – сказал Нерейд, и голос его прозвучал искаженно, непривычно.

Ивар вздрогнул, словно его ударили кнутом.

– Да, – проговорил он. – Но и ты – отлично… Ты спас мне жизнь.

Подошел, опустился на колени рядом с человеком, который был рядом во всех до единого походах, с которым ели из одного котелка, не раз выручали друг друга, вместе пили и ходили на тинги…

А теперь он умирал, сомнений в этом не оставалось.

Нерейд дышал тяжело, грудь его поднималась медленно, по лицу разливалась восковая бледность. Глаза, несмотря ни на что, смотрели весело, губы кривила улыбка, а рыжие волосы пламенели в белом сумраке.

– Арнвид, сделай что-нибудь! – Ивар глянул на эриля, и тот содрогнулся.

– Невозможно, – ответил вместо Арнвида Нефритовая Жаба. – Слишком тяжелы повреждения… разорван кишечник, задето сердце, одно из легких порвано в клочья… Удивительно, почему он еще жив.

– Мы такие, узкоглазый, хе-хе, – Нерейд нашел силы засмеяться. – Не ной, конунг, недостойно тебя… Жизнь была не так плоха, а впереди ждет Вальхалла, пьянки и драки, то, что я люблю более всего…

– Да, – сказал Ивар, пытаясь сморгнуть намерзшие на глаза снежинки.

– Помнишь Багдад? – продолжал Болтун. – Того прорицателя… он еще… предсказал мне смерть ото льда…

– Помню.

– Так вот не ошибся, гад старый, – Нерейд стиснул меч еще крепче, словно тот был спасительным бревном, без которого неминуема смерть в пучине. – Хотя я-то думал на другое… Ладно, конунг, еще попируем вместе… я слышу, как дочери Одина мчатся сюда на быстрых конях… я слышу их пение…

Метель выла, точно стая обезумевших волков, и кроме ее воя, Ивар не улавливал ничего. Но не зря говорят, что умирающим доступно больше, чем тем, кто остается жить, и возможно валькирии и вправду спешили через мглистое небо Нифльхейма, чтобы забрать павшего в схватке воина.

– Только вы уж дойдите до конца, победите того гада, чтобы я не зря, чтобы все это не зря… – прохрипел Нерейд, сильное тело выгнулось, глаза открылись еще шире и застыли.

Ивару захотелось одновременно проснуться, чтобы все стало как раньше, и схватить меч, с ревом броситься в бой, в клочья изрубить тех, кто сделал так, что Болтун погиб…

Вот только это был не сон, и убившие Нерейда твари уже и так мертвы.

Неожиданно показалось, что слышит топот копыт и сильные женские голоса. Промелькнул в белых клубах золотистый блик, словно на остроконечном шлеме, конунга похлопали по плечу так, что он вздрогнул.

Захрипел конь, кто-то очень знакомо рассмеялся, и все стихло.

– Он был… одним из лучших воинов, которых я знал, – Арнвид говорил медленно, неуверенно, словно губы и язык его превратились в камень. – Уверен, что Один примет его с почетом.

– Жалко его, – Кари совершенно детским жестом вытер нос.

– Я буду молить всех бодхисатв и самого Шакьямуни о милости для Нерейда, – Шао Ху склонил голову.

– Благоприятного возрождения, – добавил Нефритовая Жаба.

Ивар вытер лицо, мокрое от растаявших снежинок, после чего встал с колен.

– Нужно похоронить его, и идти дальше, – сказал он, ощущая, что во рту скопилась горькая и липкая, как рыбий клей, слюна. – Надо довести дело до конца, чего бы это нам не стоило.

Они разбросали снег, под ним обнаружилась необычайно мягкая, рыхлая земля. Выкопать в ней могилу оказалось несложно, и вскоре тело Нерейда с опущенными веками, со сложенными на груди руками положили в яму.

– Прощай, друг, – Ивар бросил на грудь Болтуну первую горсть земли, и не выдержал, отвернулся.

Сердце разрывалось от горя и ярости, глядеть в лицо погибшему было больно.

Только в этот момент присмотрелся к трупам чудовищ, с которыми они сражались – те выглядели совершенно по-разному, среди них не имелось двух даже похожих, роднила их только полупрозрачная плоть, напоминавшая лед, а также глаза, что при жизни светились голубым огнем.

Тут имелось нечто вроде колючей черепахи, которой Нерейд отрезал язык, а Ивар разбил панцирь, разбросало щупальца то самое «дерево», с коим конунг бился в самом начале, лежали другие, столь же уродливые и жуткие – оскаленные пасти, зубы и когти, прочие орудия убийства…

– Они тают, – сказал подошедший Арнвид, и лишь тут Ивар заметил, что от тел поднимается белый «дымок».

Метель уносила его, прятала меж снежных хлопьев, но мерзкие трупы уменьшались, словно усыхали.

– Точно, – кивнул конунг. – Ты сочинишь о нем драпу?

– Не знаю, – отозвался эриль после паузы. – Слишком тяжело… Я еще о Даге не сделал… Может быть, потом? Сейчас та часть меда Суттунга, что досталась мне, словно замерзла, я и вису-то сложить не смогу…