Солнце Велеса

– Деды наши, бабки наши! – позвал Яровед, когда отзвуки общего призыва стихли. – Придите к нам! Угощение для вас приготовлено, на столах разложено! Готовы для вас хлеба и каши, меды и чаши! Придите к нам!

– Придите к нам! – дружно подхватила толпа.

Замолчав, все подняли глаза в небо.

Шедший с утра снег унялся, ветер разогнал облака, очистил небо и утих. Пространство замерло, слив всю свою бесконечность в единую точку. Темное небо осветилось звездами – будто раскрылись тысячи окошек. Повеяло легким теплым ветром: казалось, сам свет нисходит к темной земле. С этим ветром спускались души умерших дедов – в эти двенадцать волшебных дней и они возвращались на землю, чтобы побыть среди ныне живущих внуков и правнуков.

Даже Лютава в своем подземном уединении ясно ощутила этот миг. Ей могла бы поведать о его приходе внезапно наступившая тишина на горе, но дело было даже не в этом. Она стояла, устремив взгляд в темное оконце под кровлей и всем существом впитывая волшебный свет небес. Сама душа ее стала тропой, и она знала: они идут. Так бывало уже не раз, но каждый год она по-новому, с новой остротой и трепетом переживала слияние с духами предков, вернувшихся к ней. Тело словно бы наполнялось силой и светом, глаза начинали видеть по-другому, ушам открывалось недоступное ранее, а в голове вспыхивало разом множество новых, не принадлежащих ей чувств, мыслей, знаний. Она вдруг стала мудра, как десятки и сотни ее прабабок, и с силой десятков и сотен душ ощутила бурлящую радость от новой встречи с земным миром – миром Яви, который так же желанен и недоступен для покинувших его, как желанны для смертного светлые небесные сады. Это был праздник слияния земли и неба, живущих и живших, объединяющий все силы вселенной в один общий круг.

– Славен Божич Коляда! Славен будь! – громко запел Яровед, со звоном потрясая своим посохом.

Голос его разорвал тишину, пробудил к жизни души предков и потомков, слившихся в одну. Все вздрогнули, воспрянули, опомнились и дружно закричали:

– Славен будь!

– Ясна на небе звезда! Ясен будь! – пел Яровед, притоптывая и приплясывая на снегу, звеня бубенчиками одеяния.

В него вошла не просто сила бесчисленных предков-волхвов, но сила самого Велеса, хозяина и главы этого велика-дня.

– Ясен будь! – ликующе выкрикивала толпа, тоже приплясывая, чтобы дать выход распиравшей каждого силе и радости.

И веселье началось повсюду. Народ повалил в обчины святилища, а кому не хватало там места, разошлись по домам, где тоже было приготовлено угощение. Везде пелись славления Коляде, новому солнцу, грядущему году; все ворота и двери стояли открытыми, везде горели огни. Народ ватагами ходил из дома в дом, везде выпивая бражки и закусывая пирогами и кашей; более молодые резвились и гонялись друг за другом…

* * *

Слушая громкую гудьбу на горе – перепевы рожков и сопелок, перезвон бубенцов, – Лютава плясала сама с собой, при свете двух лучин, смеясь неведомо чему. Наверху послышался резкий скрип открывшейся двери, потом другой, кто-то стал спускаться. Подумав, что это Добровед принес ей положенную долю угощений, Лютава обернулась – и сразу поняла, что это не Добровед.

Правда, внешность гостя никакого ответа подсказать не могла – просто рослое чучело в длинной женской рубахе, с растрепанной соломенной косой и зверской личиной – непонятно даже, какого зверя изображающей. В руках у него был объемистый мешок.

– Держи! – глухо из-под личины бухнул он, бросая мешок на лавку.

Это был Лютомер – несмотря на нелепый наряд, Лютава сразу узнала его по голосу, по движениям, по множеству неосознаваемых примет, по которым узнаешь того, кто тебе всех ближе. Обнимать его через эти шкуры не имело смысла, поэтому она просто запрыгала на месте от радости. Его приход словно брызнул на нее живой водой. Только выйдя из душной избы на свежий воздух, понимаешь, как там было тяжело дышать, – так и Лютава, увидев перед собой брата, ясно ощутила, как мучительно было ее одиночество без него. Оттого она и чувствовала себя такой потерянной, что была оторвана от человека, который крепче всего привязывал ее к жизни.

Лютомер наконец сбросил личину, обнял ее, несколько раз поцеловал, прижимаясь к лицу холодной с мороза бородой. Некоторое время они молчали, прильнув друг к другу и заново привыкая к чувству взаимной близости. Лютава не удивилась, что он пробрался к ней вопреки запретам – он так же тосковал по ней, как она по нему. В эту ночь, когда раскрыты грани земли и неба, неужели он, оборотень, не смог бы пройти к ней, своей любимой сестре? Сейчас она – Лада, а значит, он, земное воплощение молодого Велеса, имеет неоспоримое право быть с ней.

– Надо идти! – наконец сказал Лютомер.

– Куда?

– Домой. В Ратиславль.

– Что? – изумилась Лютава.

Он произнес это так обыденно, будто до дома было два шага.

– Не здесь идти, – внес ясность ее брат-оборотень. – Через Навь идти. Иначе наш батюшка любезный до утра не доживет. Ты же знаешь, что с ним творится?