Да и если честно, я не собирался становиться режиссером. Мне просто было интересно, и я решил этому посвятить часть своего времени. Посмотреть, потяну ли я, дано ли мне. Если дано — здорово, я бы этим позанимался. Если нет — значит, буду заниматься чем-то еще. Меня учила Германика, преподавала мне частным образом. Но репетитор из нее, конечно, вялый, так себе. Она говорила: «Посмотри это, это и это. Вот тебе задание, сделаешь — приходи». А я ничего не понимал, делал не то, приходил, и она возмущалась. Она не объясняла — учитель она, конечно, никакой. Это я сейчас понимаю. Для нее это элементарные вещи, все равно что я бы ее обучал написанию песен. Хотя и такое бывало. Она что-то писала, приносила мне.
— Лер, ну это не песня, это какое-то вольное изложение мыслей.
— Нет! Ты ничего не понимаешь!
— Лера, это правда не песня, это какая-то декламация под музыкальное сопровождение. Ты просто читаешь под музыку стих.
Мы друг друга обогатили. Конечно, она меня научила многому, открыла глаза на многие вещи. Вообще на кино, на режиссуру. Теперь я прекрасно понимаю, каким будет мое кино, если я буду снимать. Кино же делается по определенным законам. Это портрет человека, который его создает. Сценарному мастерству я тоже учился частным образом у Тимура Газиева (кинодраматург, преподаватель Высших курсов кино и телевидения ВГИК. — Прим. ред.) и других мастеров, которых мне посоветовала Лера, которые могли бы преподавать мне теорию с практикой по индивидуальному плану.
Я все время тыкаюсь в разных направлениях, пытаясь понять, где бы я еще мог сделать что-то нужное и ценное для людей, помимо музыки. Может, что-то талантливое. С режиссурой оказалось не очень, у меня анимационное мышление. Но даже то, что я извлек какую-то информацию благодаря своему интересу, — это уже хорошо. Я разбираюсь в себе, узнаю свои сильные и слабые стороны, думаю, где могу что-то сделать, в каком направлении развиваться, а куда мне лучше не лезть.
И вообще я же не режиссер. Я музыкант. В музыке я как рыба в воде, она для меня проста и доступна. Я ее не боюсь. В кино меня пугают количество людей, волокита, продюсеры, деньги, ответственность, долгий производственный процесс. В музыке все просто: мысль пришла, ты ее — раз! — и записал, песня готова. Я гораздо быстрее получаю результат, когда все зависит только от меня. Хотя бывает, что одно другому не мешает — вон, Гарик Иванович Сукачев и кино снимает, и песни поет. И нормально.
2013
Мастерская
Я не могу работать дома. Когда-то в самом начале мог. Сейчас мне нужно даже не творческое путешествие, а творческая точка, где можно остаться одному. Это проблема концентрации. Даже если тебе что-то приходит в голову, открывается связь, ты не можешь ее зафиксировать, потому что ты занят приготовлением пищи, просмотром утренних новостей. Я не могу переключаться из состояния в состояние, в этом доме я живу другой жизнью. Она все равно меня переключает обратно в эту реальность, и я уже не думаю о том, что можно что-то записать. И тогда я уходил в мастерскую, когда она была. Мастерская на Николоямской улице рядом с домом.
Дело в том, что в какой-то момент у меня настал кризис: я не понимал, из-за чего. Что делать дальше? У меня не было рабочего места. Может, я и уезжал в эти творческие отпуска, чтобы побыть одному, чтобы никто не отвлекал. Кажется, это Марина проявила инициативу: «А чего ты себе не купишь квартиру небольшую и не сделаешь себе там мастерскую, чтобы не ездить по каким-то местам? Сидел бы там и работал». Это была прекрасная идея — как я сам раньше до этого не додумался?! И я купил квартиру недалеко от дома: так повезло, прямо рядом. Неплохая светлая, двухкомнатная. Там я и сделал мастерскую. В одной комнате оборудовал фотостудию, где разместил свои фотоаппараты, натянул задник-фон, поставил мольберт, купил краски. Там я рисовал, там мы смотрели кино на большом экране. А во второй комнате у меня была музыкальная студия: гитара, микрофон, компьютер с музыкальным софтом, колонки — оптимальный минимум профессионального студийного оборудования. Я сделал звукоизоляцию. Ремонт, конечно, рабочие делали, но я им объяснял, что и как мне нужно, следил за исполнением. Стены были голые — действительно мастерская. Там я и работал.
Но, даже находясь в мастерской, я нуждался в паре часов, чтобы настроиться, выйти из бытового состояния. Я мог ходить целыми днями по комнате, ничего не делая. Пока не пристроюсь в какой-то угол, не почувствую, что здесь можно работать, открыть блокнот… Я долго открывал блокноты в разных комнатах. Сидел, тупил, ничего не делал. Попью кофе, посмотрю на фотоаппараты, порисую, включу компьютер. Возьму гитару, повешу на место. Похожу, подумаю. Кто-то придет… Туда приходили брать интервью — мастерская служила мне еще и офисом. Я решал там дела. Нужно подписать документ — мастерская. Даже там я не мог уединиться настолько, чтобы хотя бы один день никто ни разу меня не дернул, не пришел ко мне в гости.